Начальная страница журнала
 
Архив

 

Портреты


ОБ АЛЕКСАНДРЕ СЕРГЕЕВИЧЕ СОКОЛОВЕ

Автор: Евгения ЧИГАРЕВА                  Город : Moscow  Страна : Russia
Страницы : 1

        Я знаю Александра Сергеевича (для меня Сашу) уже сорок лет, Впервые я увидела его, как только вышла замуж за Виктора Петровича Бобровского, и было тогда ему 20 лет. Он был красив как Бог. Это был единственный среди учеников Бобровского, кому он говорил «ты», так как знал его еще мальчиком. В свое время, когда Саша учился в ЦМШ по классу скрипки, он подготовил его на теоретический факультет Консерватории. Как рассказывал Виктор Петрович, сначала он давал ему обычные музыкальные диктанты, потом Ludus tonalis Хиндемита, а дальше уже и писать было нечего.

        Высокий профессионализм Александра Сергеевича, его незаурядный ум и музыкальность теперь ни для кого не секрет. Я хочу написать о другом – о его замечательных человеческих качествах, которые, может быть, не всем известны, но которые я имела возможность наблюдать неоднократно.

        В студенческие годы Саша тоже учился у Виктора Петровича. На втором курсе теоретического факультета Бобровский читал свой экспериментальный курс анализа музыкальных произведений, основанный на функциональной теории музыкальной формы, которую он тогда разрабатывал. Лекции эти были творческими, вдохновенными, и студенты были увлечены новым подходом к предмету не меньше самого педагога. Однако этот курс был прерван самым неожиданным и грубым образом.

        Воспользовавшись вышедшим тогда законом о запрете на совместительство, руководство Консерватории отстранило Бобровского от работы, так как незадолго до этого он стал сотрудником Института истории искусств (теперь Государственный институт искусствознания), где совместительство не разрешалось. Следовательно, он был вынужден согласиться на основную работу в Институте, перейдя на полставки в Консерватории. Во время предварительного разговора с ректором А. В. Свешниковым Бобровский объяснил, что это простая формальность, фактически не меняющая ни его отношения к Консерватории, ни педагогической нагрузки: он, как всегда, должен был читать лекции по анализу, вести индивидуальные занятия по анализу, дипломный и аспирантский класс и т.д. Свешников заверил его, что так и будет. Однако потом ректор не разрешил ему даже почасовую работу, хотя Бобровский был готов вести все свои занятия бесплатно. Виктор Петрович безумно любил Консерваторию, в которой он проработал больше двадцати лет (1949 – 1970). Все это было перечеркнуто в одно мгновение: к нему в класс, где он занимался со студентами, прямо во время урока, пришли С. С. Григорьев (тогда заведующий кафедрой теории музыки) и Ф. Ф. Мюллер (декан теоретического факультета) и сообщили ему, что он больше в Консерватории не работает. Конечно, здесь решающую роль сыграла позиция Бобровского, который защищал неугодных в то время руководству Консерватории Ю. Н. Холопова и Э. В. Денисова и в результате оказался неугодным сам.

        Студенты не стерпели такой несправедливости по отношению к любимому педагогу. Во главе с Сашей Соколовым они отправились сначала к ректору, а затем к министру культуры Кухарскому. Для этого была нужна смелость: идти против решения начальства – значило рисковать своей карьерой, перспективой аспирантуры. Но это не остановило Соколова. Получив от Кухарского обещания, которые, разумеется, не были выполнены, студенты убедились в бесперспективности официального пути (это был 1970 год, «оттепель» отошла в прошлое).

        Тогда возник «неофициальный» вариант. По просьбе студентов и ассистентов (В. Н. Холопова, Г. В. Григорьева, И. В. Лаврентьева) Виктор Петрович дочитывал свой курс в … Музее-квартире А. Б. Гольденвейзера (где он периодически читал популярные лекции для любителей музыки). Директор музея Елена Ивановна Гольденвейзер любезно предоставила для этой цели помещение музея, и весь оставшийся год бóльшая часть студентов – 17 человек! (среди них теперь столь известные музыковеды, как, например, М. А. Сапонов, М. И. Катунян и, конечно, А. С. Соколов), а также все ассистенты регулярно посещали лекции Виктора Петровича (в то время как «официальные» занятия по анализу в Косерватории проводили ассистенты – во главе с ответственной за курс И. В. Лаврентьевой).

        По окончании курса лекций в музее все 17 студентов и трое ассистентов приехали к нам домой (на Славянский бульвар), и Виктор Петрович каждому, персонально, подарил свою только что вышедшую книгу («О переменности функций музыкальной формы», М., 1970).

        Связи между Виктором Петровичем и студенческой молодежью, группировавшейся вокруг Александра Сергеевича, продолжались и далее, но в ином жанре. В те годы сложилась традиция, сохранившаяся вплоть до смерти Бобровского в 1979 году: собираться в нашем доме для того, чтобы послушать записи новой музыки (например, тогда еще мало известного и мало исполнявшегося Альфреда Шнитке), пообщаться и заканчивались эти встречи нехитрым, но веселым застольем. Признанным лидером в этой молодой компании был уже отнюдь не молодой Виктор Петрович (который всегда был молод душой). Однако центром студенческого сообщества неизменно оставался Александр Соколов. Состав менялся, кто-то заканчивал обучение и уезжал или просто отпадал по каким-либо причинам, кто-то приходил им на смену (нередко уже мои ученики). Но Соколов оставался всегда, до самого конца.

        А когда Виктор Петрович тяжело заболел и лежал в больнице, в последние дни его жизни, когда он уже был почти неподвижен, – помимо его сына Алика1, именно Саша приезжал туда, чтобы помочь и в частности, перевернуть его на другой бок (чего я, например, сделать была не в состоянии). Он и отвез нас всех домой наутро после смерти Виктора Петровича. Такие вещи не забываются2.

        Следующая страница моего рассказа связана с Ирэной Владимировной Лаврентьевой, к сожалению рано умершей (1931 – 1981) – талантливым ученым и педагогом, близким человеком в нашем доме. После вынужденного ухода Виктора Петровича из Консерватории Александр Сергеевич учился у нее, а затем, после ее смерти, у Е. В. Назайкинского.

        Ирэна Лаврентьева была удивительным человеком – чистым, светлым, порой немного наивным, бесконечно преданным своим родным, друзьям, заботливо опекавшим своих учеников, которые отвечали ей любовью. И сейчас, когда к 80-леию И. В. Лаврентьевой издается сборник материалов, статей, воспоминаний, становится ясно, что те, кто был с ней связана, не забыли ее (есть в этом сборнике и воспоминания Александра Сергеевича, которые неслучайно имеют такое название: «Мы в ответе за тех, кого приручили»).

        Ирэна Владимировна прожила всего 50 лет и умерла через два дня после своего юбилея – когда она, сидя в кресле, принимала гостей – в отдельной палате Онкологического центра на Каширке (2 марта 1981 г.). В те дни (месяцы, годы), когда она болела, к ней постоянно ездили друзья. Вероника Джоновна Пеппер (преподавательница немецкого языка в Консерватории) взяла в свои руки организацию этого процесса и составила расписание посещений, так что фактически Ирэна Владимировна почти никогда не была одна (как многие другие больные, попадающие в Онкологический центр). Это большое количество посетителей удивляло врачей и сестер, которые не привыкли к такому наплыву; они спрашивали: неужели у нее столько родных?

        Естественно, что Александр Сергеевич также постоянно бывал у Ирэны Владимировны. Она, в свою очередь, была очень привязана к Саше, с гордостью взирала на своего красивого, сильного, умного ученика (сохранились фотографии: на одной из них, разумеется, еще до болезни, он катает ее на лодке).

        В больнице Ирэна Владимировна продолжала работать – читать, изучать партитуры, писать. Для того чтобы она лежа могла заниматься, Александр Сергеевич смастерил ей пюпитр, который стоял перед ней на кровати и заменял ей рабочий стол.

        После смерти Ирэны Владимировны остались ее престарелые родители. Мать умерла вскоре после Ирэны. Она была в глубоком склерозе и не поняла, что произошло, но ей казалось, что она чувствует присутствие дочери (может быть, так оно и было) и она с ней разговаривала. После смерти жены и дочери отец, Владимир Александрович Лаврентьев (1903 – 1986), жил один. Все мы, кто ездил на Каширку, теперь регулярно приходили в квартиру на Большой Бронной, старались по возможности помогать ему, но главное, стремились к тому, чтобы он не чувствовал себя таким одиноким. Владимир Александрович был мужественным человеком, никогда не жаловался и часто шутил (эти черты характера – терпение, мужество, позитивный настрой передались его дочери). Умер он через пять с половиной лет после Ирэны – в ноябре 1986 года, в возрасте 83 лет. Так получилось, что в этот момент около него были я и Нина Скобликова (ученица Ирэны Владимировны, которую очень любил Владимир Александрович, свой человек в доме). Это случилось ночью. В такой ситуации нам не очень легко было оставаться в чужом доме и ждать утра; мы растерялись, не знали, что нам делать. И вот – первая мысль: позвонить Соколову. Он тут же приехал, провел с нами всю ночь – и как-то сразу стало спокойно. А наутро начались обычные ритуальные хлопоты…

        Можно сказать, что в любую необходимую минуту Александр Сергеевич оказывался рядом…

        * * *

        Все это было 30 – 40 лет тому назад. Сейчас Александр Сергеевич – эксминистр, ректор Консерватории, заведующий кафедрой теории музыки, успешно читающий спецкурс анализа музыкальных произведений, известный ученый. И конечно, многое другое. Но в заключение я хочу сказать несколько слов о нем как о заведующем кафедрой.

        Александр Сергеевич – мудрый руководитель. Он умеет «поставить точки над i», вполне определенно (а порой и жестко) высказать свое мнение, проявить твердость и требовательность; особенно это касается качества профессиональной работы, установки на высокий научный уровень педагогов, соискателей, аспирантов, студентов – уровень, который должен соответствовать статусу Московской консерватории. И в то же время, Александр Сергеевич, как и положено главе большого коллектива (на кафедре больше тридцати человек, причем примерно две трети состава женщины, что – увы! – подчас чревато проблемами), проявляет дипломатичность и такт, так что порой оказывается, что противоречия, которые казались неразрешимыми, вдруг легко и естественно разрешаются.

        Приняв кафедру из рук Евгения Владимировича Назайкинского, он продолжает линию спокойного мудрого руководства – и это очень важно для обстановки на кафедре.

        Однако наше общение не ограничивается профессиональной сферой. У нас сложилась прекрасная традиция неформальных встреч: юбилеи, праздники – поздравительные стихи, музыка, легкое застолье.

        Чаще всего эти встречи происходят в 9-м классе, традиционно теоретическом, на котором теперь есть дощечка «Кафедра теории музыки». Класс, в котором висят портреты крупных теоретиков, когда-то преподававших в Консерватории – от И. В. Способина до Л. А. Мазеля, В. А. Цуккермана, В. В. Протопопова, Е. В. Назайкинского, В. П. Бобровского… Вся история нашей теоретической мысли перед нашими глазами.

        А порой эти встречи проходили за городом, у кого-то на даче и тогда обстановка оживлялась еще больше: шашлык, приготовленный на костре во дворе, пение под гитару (в исполнении бессменного славного секретаря кафедры Ирины Владимировны Воронцовой) и другая «экзотика». Сохранились фотографии, запечатлевшие различные сцены – живая летопись кафедры. Это тот цемент, который скрепляет людей не меньше, чем профессиональное общение.

        Но мы собираемся не только по радостным поводам. Иногда приходится провожать кого-то на пенсию, а порой и провожать совсем, прощаться навеки… И здесь проявляются те самые черты Александра Сергеевича, о которых я писала выше: с какой заботой, как тактично он поддерживает родственников ушедших от нас коллег, помогает им – словом и делом. Тогда возникает живое ощущение, что мы – единая семья, и это так ценно! Как я попыталась выразить это чувство в одном из юбилейных стихотворных поздравлений:

        Но главное, что все мы вместе –

        Консерваторский славный род,

        Совсем особенный народ!



1. Бобровский Александр Викторович, ныне профессор Московской консерватории по классу альта.

2. Говоря об А. С. Соколове, я невольно сбиваюсь на рассказ о Викторе Петровиче. Это естественно: сам Александр Сергеевич неоднократно признавался в том, какую роль в те годы играл для него наш дом, люди, которые у нас бывали (и конечно, в первую очередь, сам Виктор Петрович). Например, в одной дарственной надписи: «…со светлым чувством воспоминаний о круге Виктора Петровича – в ту пору таком монолитном и духовно окрыленном…»


Страницы : 1

     ©Copyright by MusigiDunyasi
 

 

English Начало Написать письмо Начальная страница журнала Начало страницы