|
|
Культорология
ВОЛАНД — ТАИНСТВЕННЫЙ КРИМИНАЛЬНЫЙ АВТОРИТЕТ
Автор: Григорий КОНСОН Город
: Moscow Страна : Russia
Страницы
:
1
::
2
::
3
Введение образа демона в художественное произведение — один из концептуальных симптомов угрозы для жизни человека, появление которого обычно сопровождается всевозможными происшествиями, а в драматургии производит взрывчатое впечатление. Нередко этот образ является продолжением народно-сказочных традиций (Гоголь), романтических (Байрон, Лер¬монтов, Врубель), философских (Гёте). И. Ильин выводит даже своеобразную историю культуры «демонизма». По наблюдению философа, с начала XIX века в европейском искусстве появляется «демонизм сомнения, отрицания, гордости, бунта, разочарования, горечи, тоски, презрения, эгоизма и даже скуки… Байрон, Гёте, Шиллер, Шамиссо, Гофман, Франц Лист, а позднее Штук, Бодлер и другие развёртывают целую галерею “демонов” или “демонических” людей и настроений, причём эти “демоны” — “умны”, “остроумны”, “образованы”, “гениальны”, “темпераментны”, словом “обаятельны” и вызывают сочувствие, а “демонические люди” являются воплощением “мировой скорби”, “благородного протеста” и какой-то “высшей революционности”»1.
В ХХ веке к романтическим характеристикам лукавого прибавились новые черты. Томас Манн в романе «Доктор Фаустус» называет его «пройдохой», «лжецом», «жуликом», «пошляком», «глупцом», «тварью» и даже «сутенёром».
Одним из самых необычных в литературе ХХ века явился образ сатаны в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита», в основу которого изначально заложен канонический смысл. Однако он здесь окутан дымкой иронии и сатиры, что значительно обостряет трагедийность сюжета. Рассмотреть в этой трагедии-сатире сущность дьявола, который принял образ Воланда, — задача данной статьи.
Для этого проанализируем жанровые источники булгаковского романа, поскольку появление образа чёрта, как правило, происходит в необычном жанре. Один из них — инфернальный роман, в основе которого лежит популярный со времён средневековья религиозно-философский диспут бога и дьявола о человеке, являющийся объектом их бесконечной битвы. Такого рода сценарий А. Вулис считает своеобразной праформой, «которая, как генетический код, заложена в структуру инфернальных жанров и которой следуют… по эстетической [на наш взгляд, в первую очередь по этической. — Г. К.] необходимости… » 2.
Другой источник — готический роман, в основе которого также лежала тема борьбы добра и зла, небесного и инфернального, Бога и дьявола. Тема эта раскрывалась в средневековых замках, монастырях и подземельях, что сообщало ей зловещий и загадочный характер. Из большого количества готических произведений отметим одно из самых выдающихся — роман Ч.Метьюрина «Мельмот Скиталец» (1820), в центре которого находится демонический ирландский искуситель, совместивший в себе два противоположных образа — Фауста и Мефистофеля.
Сочинение Метьюрина оставило большой след не только в западноевропейской литературе, но и в русской. Появившись в России в 1833 году, роман пробудил к себе большой интерес Пушкина, Лермонтова, Достоевского, позднее Набокова. Большое воздействие оно оказало на роман Булгакова «Мастер и Маргарита». Тематические связи романов «Мельмот скиталец» Ч. Метьюрина и «Мастер и Маргарита» М. Булгакова отмечал А. Вулис, находя в обоих произведениях «феномен отсутствующего сатаны, закулисного дьявола, который действует через невидимых агентов, таинственными способами дёргая за ниточки — то ли существующие, то ли пригрезившиеся нам в сновидении. Да и сам позволяет, чтоб его трактовали как галлюцинацию…»3.
Третий источник введения фигуры чёрта — комедийный, тесно связанный с Менипповой сатирой, в которой Бахтин обнаруживает первые появления того, что он называет безумием всякого рода4. В таком феномене Бахтин видит разрушение человеческой целостности и его судьбы, в индивиде «раскрываются возможности иного человека и иной жизни, он утрачивает свою завершённость и однозначность, он перестаёт совпадать с самим собой» 5. Так происходит с героями, к которым являются миссионеры из Преисподней, например, с Фаустом, или с персонажами романа Булгакова «Мастер и Маргарита», в котором Воланд со своей свитой, по справедливому мнению Б. Гройса, «инсценируют серию провокаций, насыщенных карнавальной символикой», и «этот карнавальный террор превосходит и парализует в романе обычный и “монологичный” террор НКВД, который в результате иронизируется и тем самым эстетизируется: вместо морального осуждения с позиции жертвы этого террора, какой опять-таки биографически был Булгаков, возникает чисто ницшеанское чувство превосходства, вызванное поддержкой сил, над которыми НКВД не властно и которые обеспечивают не только метафизическое утешение, но вполне реальную посюстороннюю месть» 6.
Представление Воланда в романе «Мастер и Маргарита» действительно дано в традициях мениппеи. По сравнению с Пилатом его образ значительно снижен, поскольку показан не в трагическом, а в гротесковом плане. Б. Соколов считает, что снижение образа «князя тьмы» происходит потому, что он «почти начисто лишён каких-либо психологических переживаний, которыми так богато наделён терзаемый муками совести за свою минутную трусость прокуратор Иудеи (храбрость на поле боя и гражданская трусость — как часто наблюдал такое Булгаков у своих современников!). Воланд как бы пародирует Пилата — человека, стоящего во главе всего ершалаимского мира7.
Мениппейская трактовка Воланда прежде всего связана с народным восприятием, людскими впечатлениями от его внешности, которые расходятся до диаметрально противоположных.
Вместе с тем в комедийной трактовке народного восприятия Воланда сказалась общая тенденция Булгакова, продолжавшего критические традиции русской литературы. По его словам, он стремился изобразить «бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противупоставление ему излюбленной и Великой Эволюции, а самое главное — изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М.Е. Салты¬кова-Щедрина» 8.
В характерные внешние черты Воланда включаются только рост (маленький или громадный), хромота (то ли на правую, то ли на левую ногу) и зубы (золотые или с платиновыми коронками). Портрет дьявола закончен.
По другой, видимо, наиболее правдивой милицейской сводке, Воланд был высоким, не хромал, а зубы с одной стороны — золотые, с другой — с платиновыми коронками. В этой версии включается описание некоторых черт лица, благодаря которым к Воланду возникает неприязненное отношение: «Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз чёрный, а левый — почему-то зелёный. Брови чёрные, но одна выше другой» (с. 11) 9. Отсюда вывод, опаснее которого во времена Булгакова не было, — иностранец.
По сути же, комедийность заключается в намерении Воланда познакомиться с психологией нового — советского человека. П. Горохов и Е. Южанинова показывают, что через благополучие Воланда определяется социально-политическая характеристика советского социума: «Булгаков средствами художественного анализа изучает общество, из которого оказались изгнанными как Бог, так и дьявол. И всё же дьяволу вольготнее в советской Москве: ведь изгоняется лишь метафора, сказочный образ, а слуги дьявола из плоти и крови чувствуют себя вполне вольготно. Адские силы разбушевались в России» 10.
Знакомство Воланда с советскими людьми осложняется тем, что оба литератора, с кем он встречается (глава Массолита — Московской литературной ассоциации — редактор Берлиоз и поэт Бездомный), пишут и дискутируют о Христе, не признавая Бога. Такая позиция отражала официальную установку тех лет, которую наиболее радикально пропагандировали партийные деятели, например, Н. Бухарин, напечатавший в журнале «Безбожник» следующее воззвание: «Международные боги... ещё очень сильны… Пора добраться и до небесных корон, взять на учёт кое-что на небе. Для этого нужно прежде всего начать с выпуска противобожественных прокламаций, с этого начинается великая революция. Правда, у богов есть своя армия и даже, говорят, полиция: архистратиги разные, Георгии Победоносцы и прочие георгиевские кавалеры. В аду у них настоящий военно-полевой суд, охранка и застенок. Но чего же нам-то бояться? Не видали мы, что ли, этаких зверей и у нас на земле? Так вот, товарищи, мы предъявляем наши требования: отмена самодержавия на небесах; … выселение богов из храмов и перевод в подвалы (злостных — в концентрационные лагеря); передача главных богов, как ви¬новников всех несчастий, суду пролетарского ревтрибунала» 11.
Отрицание Бога очень импонирует Воланду. По мнению диакона А. Кураева, подобный «взгляд сатаны на Христа вполне совпадает со взглядом на него атеистической государственной пропаганды». Следовательно, «атеизм — это просто хорошо замаскированный (или забывший о своём истоке) сатанизм» 12.
Однако Воланд — образ неоднозначный. В нём нашли отражение черты самого Булгакова. Для писателя такого рода отношение к религии означает духовный катастрофизм. Ведь если образ Бога изгоняют, то его место занимает дьявол, правящий по таким законам, которые с позиций логического мышления воспринимаются как проявление шизофрении. Эту мысль, высказанную диаконом А. Кураевым, приводит М. Барр, добавляя то, что в стране, где атеизм стал государственной религией, «нет ничейной территории, потому что территория эта — души людей. Воланд объезжает, если угодно, свои владения. Поэтому в любом месте Москвы он у себя дома» 13. В. Сахаров на основе воландовской фразы из ранней редакции романа выявляет обличительную позицию М. Булгакова в отношении воинственно-атеистической власти: «“Что же это у вас ничего нету! Христа нету, дьявола нету, папирос нету, Понтия Пилата, таксомотора нету…”. Вот откуда полная уверенность наших людей власти в безнаказанности, их врождённая патологическая аморальность» 14
Ощущение шизофрении возникает вследствие поведения героев. По определению М. Уварова, «высокая трагедия булгаковского романа, помимо огромного напряжения философско-художественных смыслов, несёт в себе удивительно точный анализ смысла шизоситуации в культуре, когда исповедальное слово героя (это касается не только поэта Бездомного) “срывается” в бред, и эта граница оказывается непреодолимой: человек так и не может проговорить сокровенное, тайное. Попытка спрятаться за предвзятое слово проповеди приводит к срыву, внешние атрибуты которого вполне вписываются в клинический диагноз шизофрении» 15.
Воланд многократно искушает литераторов вопросами о существовании Бога и с большим удовольствием принимает их атеистические ответы. Этот факт в силу своей легкомысленности служит не только источником юмора, но и поражает своим невежеством. По поводу непросвещённости русской интеллигенции в начале прошлого века С. Булгаков писал, что она «по отношению к религии просто ещё не вышла из отроческого возраста, она ещё не думала серьёзно о религии и не дала себе сознательного религиозного самоопределения, она не жила ещё религиозной мыслью и остаётся поэтому, строго говоря, не выше религии, как думает о себе сама, но вне религии» 16.
Кроме того, свой диалог с литераторами Воланд обставляет как спектакль, театрально напуская на себя искусственный страх. Споря с собеседниками, он демонстрирует знание Канта (пять доказательств, что Бога нет). Данный диспут связан с текстом статьи «Бог» из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона. В этой статье Канту, отрицавшему существование Бога в сфере чистого разума и значение всех, существовавших до него четырёх доказательств, — исторического, космологического, телеологического и онтологического, отводится место как создателю пятого доказательства. У Канта оно основано на морали возмездия и на «требовании со стороны практического разума верховного нравственного мироправителя, необходимого для реализования нравственного закона — для установления гармонии между совершенною добродетелью и счастием человека» 17.
Смеховой эффект в обсуждении Канта усилен тем, что оппоненты Воланда не знают, как его репрессировать18 за то, что Кант доказал бытие Бога, в то время как Воланд говорит о своём личном знакомстве с философом и непосредственной критике Канта за совместным с ним завтраком, предупреждая его уже в то время, что над ним за это доказательство [то есть за нравственное объяснение бытия Бога. — Г. К.] будут потешаться.
Найдя полное понимание в отрицании Бога, Воланду нужно обеспечить признание противоположной позиции — существование дьявола. (Правда, ответ давно уже ясен. М. Барр пишет, что по законам булгаковского мира «чертовщиной наводнено повседневное существование в стране, отвергнувшей Бога» 19). В связи с этим он задаёт собеседникам вопрос: «кто правит миром?».
На ответ Берлиоза, что миром управляет человек, представляющийся ему неверным, мессир из Преисподней излагает свою позицию, опровергающую самостоятельность человека по нескольким причинам:
– человек живёт ничтожно мало времени (даже какую-то тысячу лет и то не может осилить);
– он беспомощен перед внешними обстоятельствами (несчастными случаями) и перед своими собственными смертельными заболеваниями, в связи с чем судьбы других его уже не интересуют;
– человек смертен (но это ещё полбеды), страшно то, что он «внезапно смертен». При этом не надо думать, что смерть может наступить случайно. Даже кирпич, согласно Воланду, ни с того, ни с сего не падает, «никому и никогда на голову не свалится» (с. 16). Такая его уверенность связана с тем, что посланец из Преисподней за падающие кирпичи не отвечает. Но он знает, что они падают с неба не случай¬но, а по чьей-то воле. И если эта воля не его, то тогда падение происходит в результате действия силы, ему противоположной. В. Сахаров пишет, что «Сатана низвергнут с небес и потому падением кирпичей распоряжаться никак не может. Но небеса не пусты. Значит, в романе присутствует иная сила — Бог, более того, это один из главных персонажей “Мастера и Маргариты”. А сюжет этой книги — падение самых разных “кирпичей судьбы” на головы самых разных людей, превратившееся в своего рода камнепад в результате визита на землю Сатаны и его чёрной свиты» 20;
– поскольку человек смертен, он, по мнению Воланда, не может строить планов как на отделённое будущее, так и на завтрашний день (его, умершего, просто сжигают в печи за ненадобностью). Явный скептицизм Воланда направлен здесь на всеобъемлющий детерминизм редактора Берлиоза, который, как отмечает Б. Соколов, «по сути совсем не далеко ушёл от теории божественного предопределения» 21. Е. Южанинова к тому же пишет, что «фактически над всем последним романом Булгакова витает дух сомнения, ибо автор увидел в жизни и запечатлел на бумаге дьявольскую фантасмагорию, в которую превратилась жизнь людей, самонадеянно возомнивших, что человек «сам управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле» 22.
1. Ильин И. О грядущей России: К истории дьявола: К истории дьявола (20.10.1948 г.) // Из¬бранные статьи / Под ред. Н.П. Полторацкого. Изд. Свято-Троицкого Мо¬настыря и Корпорации «Телекс Джорданвилл». Н.-Й., 1991. — М., 1993. — 368 с. [Редкая книга.] URL: http://lib.ru/POLITOLOG/IILIN/istoii.txt. [Дата обращения 22.05.2012.]
2. Вулис А. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». — М., 1991. — С. 62. [Серия «Массовая историко-литературная библиотека».]
3. Там же. С. 68.
4. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. Изд. 4-е. — М., 1979. — С. 134.
5. Там же. С. 134.
6. Гройс Б. Ницшеанские темы и мотивы в Советской культуре 30-х годов // Бахтинский сборник. Вып. 2 / Отв. ред. Д. Куюнджич, В. Махлин. — М., 1992. — С. 104–126. URL: http://www.nietzsche.ru/influence/philosophie/groys/#35). [Дата обращения: 22.12.2012.]
7. Соколов Б. Михаил Булгаков: 100 лет со дня рождения. — М., 1991. — С. 46.
8. Булгаков М. Письмо Правительству СССР от 28 марта 1930 г. // М.А. Бул¬гаков. Собрание сочинений в 5 тт. Т. 5 / Редколл.: Г. Гоц, А. Караганов, В. Лакшин, П. Николаев, В. Новиков, А. Пузиков; Коммент. В. Гудковой, Е. Земской; Подг. текста Л. Яновской. — М., 1990. — С. 446.
9. Здесь и далее ссылки даются по: Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Письма // Булгаков М.А. Собрание сочинений в 5 тт. Т. 5 / Редколл.: Г. Гоц, А. Караганов, В. Лакшин, П. Нико¬лаев, В. Новиков, А. Пузиков; Комментарии Г. Лесскиса; Подг. текста Л. Яновской. — М., 1990. — С. 7–384.
10. Горохов П., Южанинова Е. Философия инфернального в творчестве Н.В. Гоголя и Ф.М. Достоевского // Оренбургский государственный вестник. 2008. № 7 (89). С. 23.
11. Кураев А. «Мастер и Маргарита»: За Христа или против? URL: http://lib.rus.ec/b/150709/read. [Дата обращения: 30.10.2012.]
12. Цит. по: Варламов А. Михаил Булгаков. Изд. 2-е. — М., 2008. — С. 735. [Серия «Жизнь замечательных людей».]
13. Барр М. Перечитывая Мастера: Заметки лингвиста на макинтоше. // dombulgakova.ru: Интернет-сайт музея «Булгаковский дом». URL статьи: http://dombulgakova.ru/?page_id=3733. [Дата обращения: 06.10.2013.]
14. Сахаров В.И. Реквием («Мастер и Маргарита») // Всеволод Сахаров. Михаил Булгаков: писатель и власть. По секретным архивам ЦК КПСС и КГБ. — М., 2000. — С. 232. [Серия «Досье».]
15. Уваров М. Бинарный архетип // СОФИК: Центр современной философии и культуры имени В.А. Штоффа Санкт-Петербургского Философского общества. URL статьи: http://sofik-rgi.narod.ru/avtori/binarniy_arxetyp/01_1.htm. [Дата обращения: 11.06.2013.]
16. Булгаков С. Героизм и подвижничество (Из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции) // Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество. — М., 1932. — С. 119.
17. Брокгауз Ф., Ефрон И. Бог // Энциклопедический словарь / Под. ред. И. Андреевского, К. Арсеньева и Ф.Петрушевского.В 86 т. / Т. IV, п/т. 7. — СПб., 1890–1907. — С. 207. Б. Соколов, комментируя роль Канта в доказательствах божественного бытия, замечает, что в редакции романа 1929 года «доказательство Канта называлось пятым, а “доказательство Воланда” — предсказание гибели Берлиоза выступало в качестве шестого, решающего доказательства» (Соколов Б. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита»: Очерки творческой истории. — М., 1991. — С. 111. [Серия «Литературоведение и языкознание».]
18. Напомним, что Иван Бездомный совсем в духе Бухарина предлагает сослать Канта на три года на Соловки, чем приводит Воланда в восторг (см.: Булгаков М. «Мастер и Маргарита»… С. 13–14).
19. Барр М. Перечитывая Мастера: Заметки лингвиста на макинтоше…
20. Сахаров В. Реквием… С. 250.
21. Соколов Б. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита»… С. 104.
22. Южанинова Е. Ценностные и рационально-теоретические компоненты в мировоззрении М.А. Булгакова: Автореф. … канд. филос. наук. — Екатеринбург, 2008. — С. 16.
Страницы
:
1
::
2
::
3
|
