|
Наследие
ПАМЯТИ ТОВАРИЩА, ДРУГА
Автор: Юрий РАГС Город
: Moscow Страна : Russia
Страницы
:
1
Мы знали, что Евгений Владимирович тяжело болен, но никто не думал о приближающемся. Еще в октябре 2005 года, когда проводилась подготовка к 140-летию Московской консерватории, он сфотографировался вместе со всеми членами кафедры теории музыки. Казалось, никаких признаков болезни на снимке не было видно. Тем не менее, она неумолимо подтачивала организм. И вот, менее, чем через полгода всё закончилось. Эта кончина потрясла многих и многих коллег в консерваториях страны и за рубежом. До своего 80-летнего юбилея Евгений Владимирович не дожил совсем немного.
Это был скромный и прекрасной души человек. Когда он заканчивал Государственный музыкально-педагогический институт им. Гнесиных (где он проучился с 1950 до 1955 г.) по классу О.М. Агаркова — скрипача и дирижера Камерного оркестра, — его, Евгения Владимировича, мало кто знал. Наверное, именно Олег Михайлович и привел его в Лабораторию музыкальной акустики. Там и произошло знакомство молодого музыковеда с консерваторией. Собственно говоря, он еще никак не проявил себя на этом поприще. Но вот дипломная работа Евгения Владимировича, защищенная им в 1955 году, была посвящена уже, хотя и частному акустическому вопросу, однако весьма сложному — проблеме восприятия силы звучания симфонического оркестра в зависимости от состава музыкантов, от условий зала, то есть от наполняющей его публики и ряда других факторов (замеры проводились в Большом зале консерватории). На этих замерах как бы проверялся известный психоаналитический закон Вебера-Фехнера, выявлялись малоизвестные особенности акустики знаменитого зала, ну и, конечно, попутно выявлялись потенциальные возможности Евгения Владимировича. И он блестяще выдержал этот свой экзамен. А далее молодой исследователь около 10 лет целиком посвятил себя музыкальной акустике: он стал профессионально работать в Лаборатории музыкальной акустики Московской консерватории. Казалось, ничего особенного; но именно с этого, как и у его учителей — Николая Александровича Гарбузова и Сергея Сергеевича Скребкова — начался большой путь замечательного музыканта и исследователя.
Многое изменилось с тех пор, однако прекрасные качества Евгения Владимировича остались до самого его конца, вдохновляли и будут вдохновлять нас дальше. Одно из них хорошо известно всем нам. Да, Евгений Владимирович был, прежде всего, музыкантом. Еще до армии, — до 1943 года, когда его, еще не окончившего общеобразовательную школу (до начала войны он успел пройти только 8 классов!), когда его мобилизовали в армию — он научился играть на кларнете и даже на баяне. А в армии к тому же он играл на альте в духовом оркестре; ему приходилось и дирижировать им. И почти сразу же начать сочинять музыку. Как-то спустя много лет на кафедре теории музыки, во время своего отчета по научной работе, Евгений Владимирович показал «Марш» для духового оркестра. В техническом плане, ничем не отличаясь от сочинений профессиональных композиторов, пишущих для духовых оркестров, он получился довольно привлекательным произведением. Несомненно, эта пьеса была наполнена вдохновением, и прекрасно напоминала о юношеских днях. Членам нашей кафедры марш понравился, хотя пьеса и была встречена с некоторым удивлением, так как музыковеды-теоретики как-то не привыкли сочинять музыку для оркестра. А роялем Евгений Владимирович овладел уже гораздо позднее и, между тем, играл очень хорошо, по-настоящему. Этот инструмент ему был нужен главным образом для занятий с молодыми музыковедами по анализу; он явно предпочитал его звукозаписям, хотя не мог обходиться и без них, когда нужно было продемонстрировать такое звучание, какое на рояле вообще недостижимо.
Начальный период своей музыкальной деятельности был прекрасно описан самим Евгений Владимирович в статье «Мое училище», помещенной в сборник, выпущенный в прошлом году в связи с 60-летием Победы в Великой Отечественной Войне и участию в ней консерваторских музыкантов. Это его обучение музыке и обучение жизни длилось чуть более 6 лет. А в «настоящем» училище — в Калуге — он проучился только полгода. Руководство училища поверило в него и не ошиблось.
Евгений Владимирович почти сразу же проявил себя универсально одаренным исследователем и педагогом. В Государственном музыкально-педагогическом институте им. Гнесиных, который он окончил как музыковед и где поначалу преподавал, ему поручали почти все теоретические дисциплины. На этой ниве на него и обратил внимание профессор С. С. Скребков и затем пригласил на свою кафедру в Московскую консерваторию. И вот с этой поры, с 1962 года, то есть 44 года Евгений Владимирович проработал на кафедре теории музыки!
В 1974 году Евгению Владимировичу Назайкинскому предложили заведовать кафедрой теории музыки, и проработал он в этой должности также немало лет — до 1996-го года. Эти факты говорят сами за себя. Доверить такую кафедру можно не всякому. Наша кафедра никогда не была простым подразделением консерватории. Известно, что в советские годы именно через нее проходили многие «идеологические бои». И они были связаны, главным образом, с отношением к западной музыке, к технике сочинения музыки и даже к народному музыкальному творчеству. Всем известно, что Московская консерватория, как ведущее учебное заведение, задавала своеобразную настройку многим вузам России, других республик, а также, несомненно, большому ряду музыкальных вузов других стран. В не меньшей степени путь этот проходил и через сложные человеческие отношения членов именно той кафедры, где формировались новые установки.
Как это обычно бывает (и даже сейчас) одни педагоги ориентируются на некие даваемые свыше «указания», другие создают их себе сами. Можно только представить, насколько сложной была работа молодого заведующего кафедрой. Не всё и не каждому педагогу кафедры молодой заведующий мог позволить себе сказать. Посоветовать, проявить такт, дипломатию или, наоборот, где-то следовало приказать, суметь переубедить, — к этому Евгений Владимирович оказался готовым. Но были и большие сложности в организации научной работы на кафедре. Новому заведующему нужно было принимать волевые решения.
Несомненно, одним из важных результатов научной и педагогической работы кафедры под руководством Евгения Владимировича Назайкинского были защиты докторских диссертаций. Большая группа педагогов успешно прошла все испытания. Этим достижением коллектив может гордиться. На нашей кафедре число докторов дошло до 16, и по числу докторов и профессоров она вышла на первое место среди кафедр всех музыкальных вузов России. И она не просто гордится, но и выполняет колоссальную по объему и необычайно ответственную работу. Взять хотя бы такой факт: нашим докторам постоянно приходится проявлять себя в качестве экспертов, — они вычитывают, рецензируют рукописи, когда к нам приезжают молодые докторанты, готовят их, а также и соискателей кандидатских диссертаций, подготавливают к защите. Выступают оппонентами на самих защитах.
И в этом можно видеть еще одно ярчайшее проявление одаренности Евгения Владимировича. В течение около 15 лет, то есть до 2006 года, он бессменно возглавлял Диссертационный Совет МГК. Трудно подсчитать, сколько всего высокопрофессиональных специалистов успешно выдержали строгие установки нашего Совета. Наверное, их всего было около 200-250. Но зачем тут нужны точные подсчеты, если у самого Евгения Владимировича защитились 9 докторов наук и свыше 40 кандидатов! Это настоящая Школа музыковедов! А наш Диссертационный Совет, как подразделение консерватории, по сути дела в этой своей роли, выполняет функцию научно-исследовательского Института в рамках Университета (кстати, можно напомнить, что по документам Министерства образования России наша консерватория утверждена именно как образовательное учреждение «Университет»). К этому следует добавить, что авторитет членов Совета, в составе которого 18 человек, по сути, сейчас является непререкаемым.
Круг музыковедческих проблем, охватываемых Евгением Владимировичем в своей личной исследовательской и педагогической работе и в работе руководимых им кафедры теории музыки и Диссертационного Совета, необычайно широк. Е.В. Назайкинский — поистине универсально развитая личность. Такое встречается сейчас очень редко. Очевидно, еще в общеобразовательной школе нас приучали и приучают видеть, воспринимать мир через множество учебных предметов, а не как изначальную целостность, в которой все эти предметы-элементы никогда не отделялись друг от друга. Вот всё это как-то «естественно» перешло и во все наши науки. В пору, когда многие из нас стараются из научной проблемы выделить нечто одно и заниматься по возможности только им, подобные ограничения являются как бы «закономерностью». Евгений Владимирович постоянно преодолевал эти «традиции». Он начал с музыкального творчества, затем, расширяя свой кругозор, не оставляя музыки, перешел к музыкальной акустике, к музыкальной психологии, полученные знания вписал в широкий круг задач теории музыки. И, конечно, постоянно думал и творил в сфере методологии, — в той сложнейшей области, где происходит осмысление своей деятельности и деятельности своих коллег.
А если немного, но, конечно, «немного» по его меркам, отойти за пределы Большой Никитской улицы, где расположена консерватория, выйти за границы Москвы, за пределы России и посмотреть на Евгения Владимировича Назайкинского, всматривающегося с доброй улыбкой в нашу и свою жизнь, то мы увидим философа и не просто человека, который любит музыку, любит всех хороших людей, а еще и творит мир музыкального искусства по своим «законам», как и полагается человеку высоких достоинств, по-настоящему поэтично настроенному.
Чтобы достичь такого совершенства души, нужно было ему пройти сложный, тяжелейший жизненный путь, пройти не только «свое училище», но и «свои университеты».
И он это сумел достичь.
Страницы
:
1
|