Начальная страница журнала
 
Архив

 

История музыки


О ДОВЕРИИ ДМИТРИЯ ШОСТАКОВИЧА И КАПРИЧОС, РАЗЫГРАННЫХ ЕГО "ОТВЕТСТВЕННЫМИ" КОЛЛЕГАМИ В ДОСТОПАМЯТНОМ 1951 ГОДУ...

Автор: Любовь РУДНЕВА                  Город : Москва  Страна : Россия
Страницы : 1   :: 2   :: 3   :: 4   :: 5   :: 6   :: 7   :: 8   :: 9

       Я отношусь к тому поколению людей, для которых музыка Дмитрия Шостаковича стала в сущности автобиографичной. И так случилось – у нас были общие друзья: Виссарион Шебалин, И. И. Соллертинский и Театр (ГОСТИМ), оказавший на нас всех сильнейшее воздействие, как и сама личность его режиссера Всеволода Мейерхольда. А в 1942 году Соллертинский познакомил меня с Дмитрием Дмитриевичем. И хотя имя моего репрессированного Учителя – Мейрхольда было с середины 1939 года под запретом, мы заговорили о нем...

       А в 1951 году неожиданной я оказалась участником события, о котором и спустя десятилетия трудно вспоминать – оно воскресило атмосферу, облав и травли конца 30-х годов...

       В середине мая 1951 в небольшом зале Союза композиторов, на заседании секции симфонической и камерной музыки, случилось в некотором роде чрезвычайное происшестви.

       Самое удивительное, что участники того действа не посчитали его таковым – из ряда вон выходящим.

       Как бы не замечая того, что происходило в ту пору "на дворе", а по сути вопреки этому Дмитрий Шостакович, композитор и отменный пианист, два вечера кряду играл свое новое сочинение – уникальное в современной музыке – 24 прелюдии и фуги.

       Это было два с половиной часа звучания, во многом исповедального, ошарашивающего своей многомерной образностью, полифонией, трагедийностью, гротеском, лиризмом. Тут обнажились связи с открытиями, свершенными композитором в его симфонических, камерных, вокадьных произведениях, и своеобразной предуведомления о будущих.

       А потом автору дал слово председательствующий. У Дмитрия Дмитриевича, когда он обратился к своим коллегам было усталое лицо человека, только что пробежавшего очень большую дистанцию.

       В том, как он говорил, сквозила необычная в ту пору рабочая доверительность.

       Его незащищенность, готовность к обмену мнениями, предположение, что в этом пестром собрании возможно бескорыстие, творческое, духовное равенство, достойный случившегося обмен мыслями, произвели на меня ошеломляющее впечатление.

       Меня пригласили на прослушивание и обсуждение мои товарищи – молодые композиторы Александр Локшин и Юрий Свиридов, для которых знакомство с новым произведением Шостаковича было действительно событием.

       В зале находились и талантливейшие музыканты– пианисты: Мария Вениаминовна Юдина и Татьяна Николаева. Но на виду, в первых рядах, сидели и вправду коллеги Шостаковича, но одновременно, по совместительству, лица, облеченные как бы должностным правом решительно прокурорствовать. Среди них оказались не только малоодаренные и потому торопившиеся судить и рядить, но и люди с неслучайным творческим опытом.

       Однако некоторые из них имели уже и многолетний опыт скрытой и открытой травли Шостаковича, впрочем, как и Прокофьева, и Мясковского...

       Признаюсь, я и мои друзья, наблюдая за реакциями функционеров от музыки еще во время исполнения Шостаковичем прелюдий и фуг, испытывали тревогу.

       Тут было все: и покачивание головами во время записи своих замет, и пожимание плечами, сановито небрежительное, и обмен, конечно значительный, записками.

       А главное, за многими из них тянулся шлейф: демагогические наскоки в прессе, на собраниях – на лучшее, что было сделано Шостаковичем.

       А он, и не думая установить решительную дистанцию меж собой и ими, не произнес никаких "весомых слов", которые, быть может, и заставили бы их хоть немного во время обсуждения сбавить самоуверенный тон.

       Видимо, все – таки ждал Дмитрий Дмитриевич непосредственного профессионального разговора о том, что вот родилось нечто новое – был же какой-то композиторский рейд в незнаемое.

       С той поры прошло сорок лет, а острота происшедшего на моих глазах н еизбыта.

       Шостакович оставался предельно прост. Он говорил: "Это сочинение я писал в течении октября– февраля этого года. Какая была у меня задача? Первое обстоятельство, которое побудило меня писать это сочинение, поездка на баховские торжества в Лейпциг. Большое количество музыки Баха толкнуло меня создать такого рода произведение..."


Страницы : 1   :: 2   :: 3   :: 4   :: 5   :: 6   :: 7   :: 8   :: 9

     ©Copyright by MusigiDunyasi
 

 

English Начало Написать письмо Начальная страница журнала Начало страницы