|
|
Портреты
О ПОСТМОДЕРНИЗМЕ И О ТОМ, ЧТО ПРИШЛО ЕМУ НА СМЕНУ
Автор: В.Г.Тарнопольский - А.А.Амрахова Город
: Moscow Страна : Russia
Страницы
:
1
::
2
А.А.: И всё таки, совпадают ли характеристики метамодернизма с той картиной, которая складывается в нашем музыкальном искусстве?
В.Т.: Конечно, элемент стилевого мерцания присутствует, мне этот термин, кстати, очень нравится: сегодня какие-то одни ценности, завтра – другие. Но лично для меня всё-таки отсутствие каких-то неоспоримых, непреходящих ценностей - это самый главный признак глубочайшего кризиса нашего общества, не только российского – вообще современного.
А.А.: В современной культуре нет столбовой дороги, по которой не то чтобы все должны идти, но хотя бы «держать в уме» в качестве ориентира. Если сейчас сложилась такая ситуация, что запись какого-то блоггера читает больше народа, чем газету, издаваемую государством, это характеризует вспышки какой-то точечной активности, которая раньше направлялась.
В.Т.: Тут я с Вами соглашусь. Иной раз смотришь какой-то канал по телевидению (я иногда ночью смотрю, в перерыве между работой) - показывают каких-то возбужденных людей, абсолютных дилетантов в вопросах истории, науки или астрономии. И вот они, например, говорят, что сегодня или ещё вчера к нам прилетали «тарелки», тут же выступает независимый «эксперт», который это всё подтверждает. Интересно, что в условиях, когда нет никакой шкалы ценностей, слово профессионала-ученого и слово подобного «эксперта» подаются как абсолютно равноправные позиции.
А.А.: Одно из определений независимого эксперта: это человек, который нигде не получает зарплату.
В.Т.: Да-да, они не просто равноправны - у «независимого эксперта» часто есть шлейф скандального авторитета в СМИ, его мнение сформулировано более «доступно» и поэтому становится «основным».
Или когда родители школьников подают в суд на педагогов, преподающих теорию Дарвина. Это и у нас, и в Америке. Что можно сказать? Отсутствие ценностных критериев – это всё равно, что жизнь на Земле без гравитации. Мне кажется, что это и есть проявление большого кризиса – и политико-экономического, и культурного: отсутствие ценностных «полей тяготения», ценностных притяжений. В этом смысле всё можно, «все позволено». Конечно, будет что-то «мерцать» в зависимости от того, кто у власти, кто у денег, кто у телевизора…
А.А.: …кто у руля.
В.Т.: Да-да, кто у руля. Это для меня главный показатель кризисности. И если мерцание - это еще нормально, но если это признаки надвигающихся сумерек…
Недавно я разговаривал с великолепным музыкантом, замечательной женщиной, и она мне на полном серьёзе сказала, что на днях они играли концерт «против конца света», и- пролетавшая опасно близко комета не попала в Землю. Говорила очень серьёзно. Что тут можно сказать?
А.А.: Это игра такая.
В.Т.: Детская. Когда дети играют в тигра, они искренне боятся. Это какое-то трогательное полудетское сознание.
С другой стороны, и в классические эпохи искусство развивалось совершенно разными дорогами. Взять музыку и живопись Нидерландов и Италии - это самая южная и самая северная страны Европы, которые находились в теснейших контактах. Теория перспективы сперва была разработана нидерландцами, потом пришла в Италию, когда нидерландские мастера приезжали работать в Ватикан. Итальянская живопись пришла в Голландию через итальянских банкиров, которые постоянно находились в Голландии. Между странами было теснейшее сотрудничество. Вместе с тем, смотришь живопись Нидерландов и Италии, и сразу становится понятно даже уже по одному набору красок - это абсолютно разные вещи.
На самом деле никогда, кроме как в тоталитарных государствах, такого не было, чтобы искусство было вот таким всегда одинаковым. Даже когда все писали в условном «классическом» стиле, всё равно были особые, индивидуальные акценты. Думаю, что опасность «одинаковости» может быть сегодня даже в большей степени реальна и очевидна, чем раньше. Мне кажется, что это влияние поп-культуры, которая всегда должна «попасть в формат» - телевизионный, денежный. Там много форматов. Поэтому её всё время «подстригают», как хороший газон, и она всегда будет одинакова. Мой любимый пример – популярный конкурс Евровидения, где все песни на английском, и все об одном и том же. Миллионы выбрасывает на эту ерунду «просвещенная Европа».
А.А. И все песни сочиняют шведы.
В.Т.: Мне кажется, что искусство не может быть неиндивидуальным. Между прочим, казалось бы, предельно сложная и абстрактная музыка «авангарда» - голландского, французского или немецкого - разительно отличается. Эстетически они весьма далеки и даже не всегда друг друга понимают.
А.А.: Там имелось ввиду отсутствие в настоящее время того, что раньше называлось, по всей вероятности, стилем эпохи. Хотя постмодернизм прошёлся как танк по странам и весям.
В.Т.: Да, прошёлся. Как Вам сказать? Я отношу к постмодернизму и Симфонию Берио, и философские опыты Мартынова, хотя это очень далекие и принципиально разные явления.
А.А.: Кстати, позиция Владимира Ивановича весьма показательна. Недавно я прочитала его интервью, где он отказывается от того, что опус-музыка умерла.
В.Т.: Уже отказывается? Не успели только привыкнуть. Надо же, всего 45 лет прошло.
А.А.: И идёт возрождение. Причём опешивший журналист, который уже привык к одной и той же истории и лексике, попытался получить ответ на вопрос, как это можно доказать? Так всё-таки вопрос: постмодернизм скончался?
В.Т.: В условиях такого «броуновского движения», я думаю, всё это будет ещё возрождаться. У нас по существу и этот радикальный молодёжный авангард тоже ведь 60-летней давности. На Западе это было в конце 50-х - начале 60-х. Очень часто я получаю письма, особенно из Америки: «У нас это уже давно прошло!». Deja vu такое. Уже так было, а что, у Вас не было ещё?». Но видимо здесь это актуально. Это ещё будет бурлить долго. Все эти направления – проявление некоторой растерянности и самозащиты. А иногда и просто профессиональной беспомощности. Если композитор не умеет выстраивать тембр, форму, не владеет техникой, позволяющей грамотно выстраивать идею, то, можете не сомневаться, он очень скоро присоединиться к минимализму, который «снимает» все эти проблемы, с гарантией и «легитимно». В последние десятилетия это типично наш, российский путь. Во Франции, Италии, Швейцарии - нигде такого феномена нет. К нему поэтому даже есть определённый «экзотический» интерес. На Ваш вопрос я бы ответил так: думаю, что это будет ещё долго.
Я называю это культурой либерального общества. Для меня всегда искусство иерархично. Всегда есть что-то лучше и что-то хуже, оно априори не может быть одинаковым. Есть разные концепции и за них надо бороться. Если всё равно, все позволено и нет эстетических самоограничений и критериев, то невозможен и диалог, так как он попросту бесполезен – все по определению заведомо «правы». Это ведет к взаимному равнодушию и разрушению эстетической коммуникации.
А.А.: В окружающем мире музыкальном, у современного композитора нет ли проблем с самоидентификацией? Не то, что к какому лагерю он принадлежит – абсолютно нет, а вот кто он сам?
В.Т.: Ситуация как никогда в широком смысле этого слова полистилистична, композиторы даже соседних стран друг друга не очень понимают: немцы не понимают французов. При жизни Жерар Гризе, который учился в Германии и прекрасно говорил по-немецки, почти не исполнялся в Германии (он сам мне об этом говорил). Но и немецких композиторов не особенно играют во Франции. Это даже не полистилистика…
А.А.: какое-то мегаварево стилевое…
В.Т.: Сама картина такая пёстрая… Как себя чувствует композитор? Шаррино ушёл с 13-15 лет в свой мир и там прекрасно существует. Это и наивно, и мудро, по-мастерски. Таков его мир – это совершенно удивительно. Это счастливчик.
И другие мои любимые композиторы, мои сверстники – Беат Фуррер, Марк Андре и чуть постарше - тот же Хельмут Лахенман– все они имеют свой ярко выраженный стиль. Даже в этом мире, когда такая категория, казалось бы, уже непреодолимо проблематична. Но таких - единицы.
Страницы
:
1
::
2
|
