|
Портреты
УРОКИ Е.В.НАЗАЙКИНСКОГО
Автор: Александр СОКОЛОВ Город
: Moscow Страна : Russia
Страницы
:
1
::
2
Педагогический процесс Е.В.Назайкинского подразумевал не только лекции, селекцию аспирантов, подбор их научных тем. Нельзя не отметить ещё и курсовые работы, которые порой имели самые невероятные названия. Допустим, я помню одну тему, которая называлась «Дубовый кабинет Петра I в Петербурге».
Как заведующий кафедрой Евгений Владимирович очень много работал с молодёжью - новая кровь влилась в коллектив. И я оказался в этот период востребованным. В это же время возникло у нас сближение уже не только профессиональное, но и человеческое. Мы подружились, Евгений Владимирович на самом деле стал мне доверять и поверять какие-то свои сомнения и печали. У нас порой возникали долгие беседы по поводу самых животрепещущих вопросов (касающихся не только консерваторских проблем, но и жизни нашего общества). Что только нами не обсуждалось! Особенно запомнился разговор по поводу статьи Ю.Лотмана об интеллигенции. Круг проблем, затронутых в ней, и тонкие комментарии Евгения Владимировича - заставили меня по-новому взглянуть и на историю нашей культуры, и на нашу профессию, и на себя в профессии.
В дальнейшем эта новая стадия взаимопониманий выразилась в том, что, когда он сам принял решение оставить пост заведующего кафедрой, (это был уже 1996 год), то предложил возглавить её мне. Я был, конечно, несколько смущён этим обстоятельством. Рассказывают (я при этом не присутствовал), что была такая ситуация: когда Назайкинский на заседании кафедры объявил, что уходит с поста заведующего и предложил мою кандидатуру, в принципе, к этому отнеслись спокойно, но один человек спросил: «А какие альтернативы?» На что Евгений Владимирович ответил: «Одна – я остаюсь». Все всё поняли. Шуткой он мог разрешить любую ситуацию, это было его очень сильной стороной.
А потом - в 2006 году – он таким же образом поступил, когда счёл для себя сложным управлять Специализированным советом по защите диссертаций (это уже было связано с его болезнью). А фактически он стоял изначально у руля этого совета, и вся научная работа консерватории шла под его непосредственным началом.
Евгений Владимирович был очень добрым и совестливым человеком. Его крайне волновали всякие жизненные коллизии, связанные с определением человеческой судьбы. Даже некоторые признанные потом им самим ошибки в кадровой политике кафедры, (я не буду комментировать, засвидетельствую только, что это имело место быть), были предопределены учётом жизненных обстоятельств того человека, которого взяли на работу, и эти обстоятельства для Назайкинского в некоторых случаях были важнее прикладных задач.
Переходя непосредственно к научному наследию Е.В.Назайкинского, хочется обратить внимание на то, как присущий ему энциклопедизм подпитывался его способностью освобождаться от всех шор, неизменно возникающих на каком-то результирующем этапе исследований. Это было особенно заметно, когда он шагал от одной книги к другой.
Его первое изыскание – («О музыкальном темпе». М., 1965) - казалось бы, скромная такая книжечка, а посмотреть, те самые идеи, которые разрабатывали Б.М. Теплов, Н.А.Гарбузов, - о зонной природе слуха – фактически никто не подхватил на лету, а у него это получило такое замечательное развитие.
Из ранних работ я бы особо выделил сборник «Музыкальное искусство и наука» 5, в котором была опубликована статья, написанная им совместно с Ольгой Евгеньевной Сахалтуевой. Именно здесь впервые заработал его метод трёх уровней анализа, но в каком необыкновенном преломлении! - на анализе исполнительской интерпретации. Прошло много лет, пока из этой статьи «пошли побеги», - стали появляться работы схожие по тематике. А ведь Евгений Владимирович оставил на обочине не тему, а, фактически, направление исследования.
Что достойно удивления - Е.В.Назайкинский работал на старинной аппаратуре - на тех хроматических стробоскопах, которые сейчас как динозавры выглядят. Я сам пользовался этой техникой, (темой дипломной работы была громкостная динамика), и помню, как снимал графики на самописце Неймана, на котором ещё был фашистский знак. Аппаратура была трофейная, её привезли из Германии, а работала в 60-годы ХХ века, настолько крепко была сделана6.
Его книга «Психология музыкального восприятия» совершенно замечательная по своей научной новизне. В ней в обиход были введены термины, которые до сих пор работают в музыкознании. Допустим, «образ-эталон», благодаря которому стало намного легче рассматривать целый ряд проблем, недостаточно дифференцированных научной рефлексией.
Совершенно другая полоса его увлечений – это триады, которые были исследованы в «Логике музыкальной композиции». Эта книга была напрямую связана с учебными курсами, так как содержала исследования закономерностей музыкального синтаксиса и композиции. Идея трёх масштабных уровней в музыке, - это как раз то, что он ввёл в музыкознание как парадигму. Впоследствии очень многие, уже даже без ссылок на Назайкинского, просто использовали этот подход как некую безусловно работающую в самых разных направлениях интеллектуальную матрицу. Можно сказать, он подобрал ключи к анализу тех форм, которые иначе просто не раскрывались, тем самым, создав возможность исследования совершенно разного, в том числе и современного, музыкального материала.
Дальше была книга почти популярная: «Звуковой мир музыки», в которой Назайкинский тоже вышел на некоторую новую позицию, потому что ему удалось доступно объяснить очень сложные вещи. По научному содержанию эта книга ничем не уступает предыдущим, но она очень внятно написана для другого читателя – исполнителей и просто любителей музыки.
Евгений Владимирович очень долгие годы был в ВАКе нашим главным экспертом. Не сомневаюсь, что он многое тоже поддержал, поскольку бывали работы, не вписывающиеся в единую дисциплинарную орбиту, которые проходили на «чёрное» оппонирование. Е.В.Назайкинский был экспертом в Российском фонде фундаментальных исследований (РФФИ) - гранты также зависели от его оценок, иными словами - это был настоящий деятель культуры.
В чём заключаются функции Председателя Диссертационного совета? На первый взгляд, может показаться, что это своего рода процедурная деятельность, регламентированная от начала до конца. Но суть этой должности не в её сугубо технической стороне: главное - это селекция, то есть выбор того, что выпускается от имени Московской консерватории в научный обиход. Конечно, никто не застрахован от ошибок, и здесь есть место для потенциального «греха», потому что существуют разные по качеству диссертационные работы, и некоторые совершенно не заслуживают того, чтобы защищаться именно на такой трибуне. В этом отношении, Е.В.Назайкинский, чёткостью своей позиции, конечно, очень многое предопределил. Именно он ввёл строгий принцип предварительного отбора диссертаций, и этому мы сейчас следуем абсолютно неукоснительно.
И ещё одна показательная деталь: у нас по Уставу ВУЗа Председателем Диссертационного совета является Ректор. Но ни А.В.Свешников, ни Б.И.Куликов, ни М.А.Овчинников, - ни один из них никогда не занимался этим делом (защитами), это была прерогатива Е.В.Назайкинского. Естественно, и взыскательная селекция, и приветствие исследований, которые ещё «не приучили» к себе научное сообщество, - такую свободу действий мог себе позволить только человек с непререкаемым авторитетом.
У науки есть одно качество, в котором и её сила, и её слабость: она постоянно развивается. Что сегодня кажется откровением, завтра воспринимается как аксиома, послезавтра – как трюизм. Окидывая взглядом научные достижения Е.В.Назайкинского, неминуемо задаёшься вопросом: что он после себя оставил? Чем метод Назайкинского был изначально отличен от других, что позволило ему создать в конце концов школу? Сегодня ответ очевиден: это был университетский уровень, т.е. это была не узко музыковедческая ориентация исследований, это был подход, в котором на музыкознание проецировалась фактически передовая часть современной гуманитарной науки.
Сегодня Московская консерватория - единственная в нашей стране, получившая статус университета. С одной стороны, это может показаться свидетельством формального масштаба ВУЗа, но с другой - это признание иного уровня мышления, - мышления, возвышающегося над ремеслом. Конечно, в музыкознании есть дисциплины узко специализированные, например, - сольфеджио, которое всегда считали ремеслом. Но именно при Назайкинском возникли первые диссертации по сольфеджио, шире - восприятию звуковысотности. Как раз работы его воспитанницы - Л.Логиновой были посвящены этой проблеме7. Затем уже появилась докторская диссертация М.Карасёвой (это ученица Ю.Н.Холопова), после которой окончательно стало ясно, что и в сольфеджио существуют огромные залежи проблем, и этот предмет не сводится только лишь к тренингу. Этот университетский уклон – есть основа школы Е.В.Назайкинского.
Если как-то определять особенности этой школы, то, наверное, её главный принцип можно было бы сформулировать так: он учил думать «около» - не в точке сосредоточения проблемы, а вокруг, в той сфере, где может быть обнаружена какая-то дополнительная грань, которая определяла направление последующего исследования.
Его труды («О психологии музыкального восприятия», «Логика музыкальной композиции» и другие) открыли целую эпоху в музыкознании. Выявились новые перспективы объяснения закономерностей, которые перестали мыслиться как имманентно музыкальные, а обнаружили свои естественные связи с особенностями человеческого восприятия. В сущности, «Логика музыкальной композиции» — это труд, в котором задолго до открытий когнитивных наук сегодняшнего дня были поставлены и разрешены многие из проблем, описывающих не «отражение», а репрезентацию (“представление одного в другом и посредством другого”) поступающей извне информации. Во многом благодаря работам Е. В. Назайкинского уподобление музыки языковым процессам перестало восприниматься как метафора. Со всей очевидностью стало ясно: музыковедение в наши дни — это не только наука, но и искусство интерпретации.
У Евгения Владимировича было много учеников. Можно сказать, что учились не только по-разному, но и разному: кто-то - основаниям музыкальной науки и профессиональной этики, а кто-то – мудрости иного рода - азам человеческого взаимопонимания и доброты. Уверен в одном – ни для кого уроки эти не прошли бесследно.
5. «Музыкальное искусство и наука» (Вып. 1–3: М., 1970, 1973, 1978),
6. Пауза в развитии исследований в этом направлении была предопределена тем, что не было инструментария. Методология опережала возможную практику её исполь-зования, а когда появились компьютерные средства, (в консерватории появился собственный вычислительный центр), - пришли молодые люди, которые стали этим заниматься очень самозабвенно.
7. Кандидатская диссертация Л.Н.Логиновой «Звуко-высотность в музыке: Проблема восприятия». 1986- докторская- «О слуховой деятельности музыканта-испол-нителя». 1998.
Докторская диссертация М.В.Карасёвой «Сольфеджио – психотехника развития музыкального слуха» (Московская консерватория, 2000).
Страницы
:
1
::
2
|