|
|
Диалоги о культуре
ЭПИСТОЛЯРНЫЙ ДИАЛОГ С ШАРИФОМ ШУКУРОВЫМ
Автор: Анна АМРАХОВА Город
: Баку Страна : Азербайджан
Страницы
:
1
::
2
::
3
::
4
::
5
::
6
::
7
::
8
ШМ: Безусловно, акт именования вещи имеет громадное значение. Пока мы не назовём вещь, мы её не знаем. Скажем, христианство, исходит из следующей позиции: вот вещь, она именуется так-то, и она означает то-то. Такая прямая отсылка к значению порождает символическое богопознание и символическое познание вещи. Ислам же исходит из совершенно другой позиции. Он основополагается на метафоре. Вещь может быть переименована, т.е. исходное имя может быть изменено. Скажем, в выражении «он поёт как соловей» - «соловей» - это сравнение. «Он - соловей» - то же слово уже является метафорой. Но потом субъект высказывания может стать ещё кем-то, при дальнейшем чтении. Образ разворачивается, он предстаёт разными гранями.
Ислам живёт многообразием идеи и потому он виртуален. Сейчас слово виртуальность совершенно неправильно используют в значении возможного. Искусство и культура христианства - это искусство возможного, основанного на тождестве и процессуальном подобии. А виртуальность уходит от подобия, исключает подобие и принцип тождества. Для неё важно многообразие и различие. Именно поэтому в книге об искусстве Ирана я писал о том, что здесь нет канона, нет подобия, а идёт расподобление. Именно поэтому имя может изменить своё именование, оно может оказаться другим, даже ложным. Важна сама вещь, а не ее имя. Имя уходит, чтобы возвратиться снова, но в другом наряде. А это означает, что что-то произошло и с вещью. Моя задача состоит в том, чтобы понять, что же произошло в этом случае с вещью. О своих именах знает только вещь, мы же можем угадать лишь направление поисков.
Томас Элиот в «Книге о кошках» говорит об именах, которые дают кошкам люди. Сначала её как-то называют (первое имя индивидуально), но каждый день её зовут по-другому, например: Пышечка или Толстячок, т.е. второе имя уже типизирует животное. Но есть ещё третье имя, которое знает… только кошка. Только кошка, которая знает вещь «изнутри». И вот Ислам это учитывает.
АА: Может быть, именно в этом кроется и ответ на мой самый первый вопрос - о причинах всеобщего интереса к суфизму. Как это ни покажется парадоксальным, постмодернистская эра, в которой мы все дружно пребываем, также вывела на авансцену принципиальную множественность в самом осмыслении художественных (и не художественных) явлений.
Ещё на заре научной деятельности меня совершенно потрясла «Притча о древе познания» Д.Руми.
Оно единое на целый свет,
Хотя его названьям счёту нет
.
Так некто, будучи единым
Кому-то был отцом
Кому-то - сыном.
Что имя иль название чего-нибудь?
Коль ты мудрец - старайся вникнуть в суть.
Как известно, в логике подобные соотношения назывались относительными именами. И только совсем недавно (в конце 80-х) наука пришла к выводу о том, что кроме деления рода на виды в именовании, возможны и другие смысловые конструкции. Мышление человека не всегда категориально. Есть ситуации, которые предполагают «мышление полем». Подобного рода набор событий, фактов, «вещей», которые в определённом контексте соотносятся друг с другом, принято теперь называть фреймом. Например, фреймом является та же самая дилемма «отец и сын»: понять, кто такой отец, мы можем, только активировав в памяти концепт «сына». Прочитав Ваши книги, я поняла, что древним суфиям это было известно давно.
ШМ: Безусловно. Я недавно сдал в издательство большую книгу о Храме. (Последние 8-10 лет я занимался проблемой авраамического Храма - в иудаизме, христианстве и Исламе). Но меня интересовал не только Храм, но и пути подхода: я искал, как можно исследовать не просто архитектурную традицию, а архитектурный образ - это совершенно другая вещь. Я обратился к топологии Аристотеля, вкратце это выглядит следующим образом: вот вещь, у неё есть значение (родовое), потом появляется что-то (видовой признак), потом ещё что-то (привнесенный признак) и ещё что-то, - и вещь перестаёт нести то значение, которое у неё было, а получает новое значение, не предусмотренное ранее. Логика топологического развертывания вещи - это удивительное, завораживающее зрелище. Суфии прекрасно это знали. Впрочем, не только суфии - и христианская патристика. Если только возьмёте суфийские трактаты хорошо переведённые (скажем, в переводах Кныша) и тех же Отцов Церкви, - Вы найдёте очень много сюжетов и, самое главное, - общий тип рассуждений. Поэтому я полностью отвергаю то, что сказал ранее о различии между исламом и христианством. Мудрость, она всегда единообразна и едино-образна. То, что мы знаем о символизме христианской доктрины - на уровне чтения христианской доктрины Иоанна Дамаскина оказывается, что это не только символика, но и активное использование метафоры. То же самое в Исламе: существуют ситуации, когда мы можем говорить об устрожении позиции, об отходе от метафорического склада мышления и обращении к символике.
Поэтому говорить «да» или «нет» всегда опасно. Да и нет при обсуждении культурной практики чревато оплошностями. Не зря ведь столь часты бывали случаи тесной дружбы суфиев и христианских монахов. Они вели не диалог, а тихую беседу. Иранский суфизм называл такое тихое говорение двух людей «суhбат». Диалог слишком громок, он парадоксальным образом мешает слышать и слушать, он мешает взглянуть человеку прямо в глаза, а, следовательно, в сердце. Везде и всегда я предпочитаю доверительную беседу и ухожу, стараюсь уйти от диалога, для меня он шумен, антиномичен и трансгрессивен.
Страницы
:
1
::
2
::
3
::
4
::
5
::
6
::
7
::
8
|
