|
|
Портреты
ЭССЕ О ТРИАДИЧНОСТИ В МУЗЫКЕ: В ПАМЯТЬ Е.В.НАЗАЙКИНСКОГО
Автор: Вячеслав МЕДУШЕВСКИЙ Город
: Moscow Страна : Russia
Страницы
:
1
::
2
::
3
«В Индии всё просматривается через троичность, — пишет святитель — но не чрез Троицу Святую в единстве, а через троичность в столкновении. Один трехчлен дробится на меньшие трехчлены, одна триада разветвляется в иные триады. И так всё без начала и без конца… И всё, что Вишну строит, Брама не одобряет, а Шива разрушает». Сербский святой подметил самое главное. Дело не в числе 3 (его особая выделенность в сущем неоспорима), а в его онтологическом наполнении. Перенесенная в Европу Гегелем клеветническая идея внутритриадической распри послужила основанием для лживой историософии и предлогом для раскручивания богоборческих революций, для разрушения христианской цивилизации. «Мы свой, мы новый мир построим». Но мир на вражде не строится.
А прекрасная музыка? Тем более. Мы воспитаны на богоборческой триадной диалектике. В 50-60-е годы мысль о конфликтной сущности сонатной формы насильственно внедрялась в сознание. Но я не нашел ни одного примера конфликтных отношений между главной и побочной темами. Конфликт запирает душу, а появление побочной партии, напротив, расправляет ее в окрыленный простор свободы. Катарсическое преображение души составляет нерв формы, определяет весь ход развития. Добрая диалектика сонатной формы раскрыта в моей статье о ней3, и я не буду повторяться.
Присмотримся к особому классу триад, скрывающимися за дихотомическими делениями сущего на-двое. Е.В.Назайкинский противопоставлял дихо- и трихотомию.
Не все4, но некоторые дуальные противопоставления можно считать триадами с невыявленным третьим членом.
Такова, например, диада прерывности и непрерывности.
Гряды облаков бывают ритмично-повторными и непредсказуемо-контрастными, но в чистейшем небе — ни повторов, ни контрастов. Его синева сплошна, неделима. И в музыке так: например, тематическим отношениям повтора и контраста предшествует некая сплошность. У примитивных народов оба способа организации звуков разведены. Существовали напевы экмелические, восторженно скользящие по высоте, — и иные, непрестанно, в течении часов и суток экстатически повторяющие мотивно-тематическую формулу из 2-3 звуков (она в ритуальных бдениях служила именем одного из божеств).
За этой двойственностью угадывается функциональная дифференцированность полушарий мозга, свойственная только человеку. В чем её онтологический смысл?
На великую тайну натолкнулась мистическая интуиция Платона. Суть организации музыки, по мысли философа, — предел в беспредельности. Между звуками интервалов (например, кварты), находящихся в простых числовых соотношениях (3/4 для кварты), существует неисчислимая бездна иных соотношений. В мелодической линии мы слышим некую энергийно-интонационную непрерывность, но она являет себя в дискретности интервалов. Мелодия — чудо, отличное от набора колючих интервалов и от невнятности завываний. Собрав подобные примеры из мирноздания, Платон вопрошает: почему так все устроено? И отвечает: потому что так устроено Все, так устроена мировая душа.
Из чего истекают континуальность и дискретность, так что их единство всегда больше простой суммы5? В творении отразилась тайна Бога, нашего Творца: Пресвятой Троицы в Ипостасях (Лицах) — Единицы по существу, по Божественной природе. Сын вечно рождается от Отца, Святой Дух исходит от Него.
Но почему третий участник в триадах мирозданья бывает незаметным? — Несоизмеримость прерывного и непрерывного Кант назвал даже антиномией, противозаконием. Противозакония нет. Сокрытость единого порождающего начала не означает его отсутствия. «Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф. 11:27). Господь дал нам молитву «Отче наш». Но только Духом Святым мы можем взывать: «Отче».
В слове «Троица» спрятано число 3. Но святые добавляют: Единица по существу. 3=1? В духовной области так! — и в этом тайна божественной любви, неприступная для жестокосердия, но открытая святым.
«И явился ему Господь у дубравы Мамре…Он возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатер [свой] и поклонился до земли, и сказал: Владыка!...» (Быт. 8:1-3). Таким удивительным образом развертывается беседа Бога, явившегося в виде трех мужей, и Авраама, — одновременно и в единственном и во множественном числе. Авраам в его святой простоте удивился бы, если бы к нему приступили противники Троицы в тринитарных спорах: так все же один или три? Удивился бы ожесточению людей. Разве не ясно, что любовь, если она до конца, до всецелой самоотдачи, из многого делает одно?
Соборным — единым по человеческой природе, но в разных лицах, создан и человек. Адам, впервые увидев единосущную ему, созданную из его же ребра Еву, был потрясен чудом: единством духа любви, в которой горит любовь Божия. Одно, единое содержание жизни — на двоих; Божья любовь, — в двух телах! Какое чудо — быть одному-единому в двух телах, наслаждаясь Богом! И какая радость! Она настолько упоительно-всеохватна, что влюбленные в Бога не заметили своих половых различий — те словно нуль пред бесконечностью. Заповедь культуры — возделывания рая, — и состояла, по учению святых отцов, в хранении и умножении бесценного Божественного содержания жизни. Отпав от Бога, прародители потеряли единство, разделились, застыдились, прикрывшись листьями смоквы, — было от чего: какой позор в отречении от любви! Адам тут же «подставил» Еву, та свалила вину на змея, оба, нераскаявшиеся, были изгнаны из рая. Позор, позор, беда! Но Господь, вочеловечившись, стал «вторым Адамом», и приобщил нас вновь и в большей глубине к таинству божественной жизни, — тех, кто того хочет, без насилия над нашей богозданной свободой.
Соборность открывает один из секретов сонатной формы, когда две темы связаны с тайной мужского и женского начал. Третьим невидимым участником оказывается Господь, онтологическая тайна любви и жизни. «Модуляция в доминанту во второй теме придает развитию энтузиастический поворот» (Чайковский). Энтузиазм этимологически переводится как «вбоживание», а по-русски — вдохновение. Вся экспозиция несется к окрылению и ликованию, у фактуры вырастают крылья. А с разработки — испытание…
Закон соборности открывает духовный смысл многих деталей в музыке. Например, «прощальной переклички» форте и пиано, по аналогии с «прощальной перекличкой регистров». Последнее выражает торжество «вертикального» измерения соборности: сродненность Неба и земли. А первое — воссоединившееся тождество мужественной отваги и женственной нежности: двух ликов единой любви.
Оно же — в откровениях полифонии. В «Сече при Керженце» на отважные ритмы битвы наслаивается песнь сердца. Вот истинная философия священных битв: шли в бой ведь не убивать кровожадно, а отдавать жизнь в защиту любви.
По образу Божьего Слова-Логоса6 — человеческое слово, воплощающее мысль. Мысль единосущна с умом, или духом человеческим, творческим началом в человеке. Она рождается в уме, подобно тому, как в Святой Троице Сын рождается от Отца. Может пребывать в лоне ума, но способна и воплотиться в слове. Ум святые отцы называли оком души. И мысль, внутренне артикулированная, способна открывать связи и различия предметов мира.
Дух, или ум7 человеческий рождает мысль, из него же истекает и действенная сила. И мысль-слово неотрывно от силы. Об энергийной стороне слова учили святые отцы, сравнивая силу слова с действием третьей ипостаси Святой Троицы — Святого Духа, «Иже везде сый и вся исполняяй». Апостол Павел писал: «И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы» (1 Кор. 2:4). Сила единосущна уму и способна проливаться в интонируемое слово. Из опыта пишет великий чудотворец Иоанн Кронштадтский: «Веруй твердо в осуществимость всякого слова, особенно произнесенному во время молитвы, памятуя, что Виновник слова есть Бог-Слово… всякомсу слову соответствет бытие, — или всякое слово может быть бытием и делом… о всяком помысле благом и святом, равно как слове и деле, мы должны сказать: это — Бог»…Да и всякое истинное доброе слово имеет соответствующую ему силу ради всенаполняющего простого Божия Слова. С каким же вниманием и благоговением надо произносить каждое слово, с какою верою! Ибо Слово есть Сам Зиждитель, Бог». Сила благоговейной веры проливается и в интонационную сторону слова и способна пробуждать сердца человеческие к жизни.
Так расчлененное и континуальное сходятся на глубине — в недрах обращенного к Богу духа человеческого, схватывающего их единство благодатью Божией и радующегося чуду.
Если в человеке живут святые мысли, то им обязательно соприсутствует Святой Дух и своей сладостью подтверждает и утверждает их правильность, проращивая их в глубь сердца, соединяющегося с Богом. В свою очередь, невидимые освящающие действия Святого Духа при покаянии человека, оставлении дороги зла и обращения к добру в исполнении заповедей — рождают в нем новый род мыслей. Дух Божий меняет интонацию (походку, движения, мимику, интонации голоса и музыки), она добреет, умягчается и одновременно возрастает во внутренней собранности и вдохновенной силе. 8 Музыка, движимая стремлением к Божественной красоте, становится, по слову Бетховена, откровением более высоким, чем философия. Потому и исполнение ее требует крайней степени благоговейного внимания. Потому-то и игра гениев исполнительского искусства так похожа на молитву и содержит в себе молитвенную силу, источник вдохновения и радости для слушателей.
Даже наука, казалось бы, воплощающая предельно расчлененную мысль, — даже наука интонационна и свидетельствует о характере породившего ее духа. Это замечательно показал И.А.Ильин в глубокой статье «Идея национальной науки». «Наука, — писал русский мыслитель, — неотрывна от породившей ее национальной культуры: наука есть органическая сила народной жизни и истории, живое дыхание народного духа, и, в то же время, наука есть величайшая национально-воспитательная сила, которая именно для того излучилась из народной души и сосредоточилась в особый очаг, — очаг мысли и знания, — чтобы вернуть народу свою сосредоточенную и очищенную, а потому воспитывающую и облагораживающую силу». «Каждая великая национальная культура имела и будет иметь свою национальную науку и Академию; она созидает ее, бережно блюдя ее духовную свободу, она выращивает ее веками, принося для нее жертвы, она нуждается в ней для своего расцвета, нуждается и материально (технически, хозяйственно, врачебно, стратегически) и духовно (на всех путях своего духовного творчества, самочувствия и самоопределения). Нация, не имеющая своей науки, — первобытна и недоуменна в своем бытии: ее самочувствие темно и растеряно, ее самосознание беспомощно молчит, ее духовность хаотична и проблематична, ее Слово томится, не рожденное во мраке страстей, в подвалах ее инстинкта. И потому — в смысле духовного света и прозрения, в утверждении власти духа над страстями и над материей, в организации духовного космоса нации — рождение науки и рождение Академии есть подлинный праздник национального самоутверждения, самонахождения и самоосвобождения...» Ильин обращает внимание на «уравновешенный и трезвый прозаизм английской науки, на чеканную ясность, блеск и чувство меры у галльского разума, на глубину и всеисчерпывающую добросовестность германской мысли, на вселенский кругозор и непосредственную свободу, на гибкость, пластичность и темпераментность русского ума...» «Хочет ученый этого или не хочет, знает он это или не знает, — он есть воспитатель своего народа, его разума, его силы суждения, его характера, а потому ответственный строитель всей его культуры».
В науку, как и в искусство, может проникать чуждый дух, отпечатлеваясь в характере мыслей и устроении ее теорий. С.Н.Булгаков в статье «Карл Маркс как религиозный тип», не зная фактов его причастности сатанизму, в то время еще не известных, вычислил его жесткий дух и показал, как из него родилась его теория, которая заключенным в нем чуждым духом берет в плен и замораживает человеческие души. Исходя из этого, предупредил о жутких последствиях марксовой теории для человечества, что всецело подтвердилось в истории.
В художественной форме переустроение души на сатанический лад запечатлено в сказке-притче Андерсена «Снежная королева». Тролли изготовили зеркало, которое искажало Божье творение. Злое зеркало разбилось на мириады осколков, но каждый голографически отразил свойства злого целого. Один из осколков попал в сердце Кая и заморозил его. От поселившегося злого духа тут же переменились мысли — они тоже стали злые. Кай был унесен в царство Снежной королевы — царство дьявола. Там перед ним была поставлена невыполнимая задача — из кусочков льда сложить слово «Вечность». Поразительно глубокий символ злой науки, заставляющей мысль ученых бегать по лабиринтам герметически закупоренного здания! Ведь Вечность есть любовь Божия и изо льда она не складывается. Верная Герда слезной молитвой любви, прочитав «Отче наш» (деталь, естественно, исключавшаяся в советских изданиях), силой Божией растопила злой кристаллик льда в сердце брата, и к нему вновь вернулось доброе расположение мыслей. Эта притча — и для нас, музыковедов. Каким духом намереваемся мы строить свои концепции? Божьим или дьявольским? Русская национальная наука, по богатству дарованных ей откровений веры, имеет призвание быть воспитателем человечества.
Свято место пусто не бывает: не обратить свои мысли, волю и сердце к служению Богу — значит отдать свою свободу нечистым духам. Перемена тут же обнаруживается в слове и интонации, соответственно в музыке слушаемой и творимой — она становится все более гадкой, чего душа, упоенная принятой дьявольской гнусью, уже не замечает.
3. Христианские основания сонатной формы. Музыкальная академия, 2005, № 4.
4. Бог есть Любовь, Истина, Красота. Он не сотворял зла, лжи и безобразия. Отрицательные явления и понятия появились от буйства твари: «озлился и не захотел» (Достоевский). Вместо того, чтобы жить Богом, озлившаяся тварь все свойства божественного характера, положенные в закон мироздания, вывернула наизнанку. Между истиной и ложью нет точек соприкосновения: «Какое согласие между Христом и Велиаром?» (2 Кор. 6:15). Невозможно поставить на один уровень сотворенное Богом и появившееся от бешенства твари. Первое онтологично, второе есть мнимость. Святой праведный Иоанн Кронштадтский, изгнавший множество бесов из людей, самого дьявола считал иллюзией, ибо он — ничто пред лицом Творца. Хотя по созданию падшие ангелы могущественней людей, однако они, как говорилось, служебные духи, и ничего не смеют делать без попущения Божия. Бесы испрашивали разрешения войти в свиней. Господь попускает бесам бесчинствовать в земных делах в той мере, как этого хотят люди, отказываясь от жизни с Богом по Его заповедям.
5. Человеческий мозг — не сумма двух мозгов. Таинственно сопрягаемые континуальность и дискретность намекают на существование третьей составляющей, неявно присутствующей в мире. И в чуде мелодии, соединяющей прерывность интервалов с энергийной непрерывностью линии, угадывается нечто, стоящее за единством составляющих.
6. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1:1). Понятие «логос» в греческом языке, через который пришла в мир Благая весть, — особое, отличное от «слова» в других языков. Наше слово — для познания и общения: ищущий смысла человеческий взгляд ввысь. В греческом языке «логос» — слово, всевающее в мир и в человека разумное начало. Может ли этот нисходящий свыше свет разумения сам быть неживой только вещью, лишенной самосознания? Тогда он ниже человеческой мысли и не может ее просветить. Напрасно ли человечество по дарованному ему божественному инстинкту неустанно возводило взгляд горе, к сиянию истины? Через апостола Иоанна пришел с Неба ответ: Божие Слово (Логос) есть Сам живой Бог. «Было» (а не «есть») — потому что далее говорится: «И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины» (Ин. 1:14). Сам же Господь свидетельствует о себе в вечном настоящем: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Ин. 8:58). «В начале…» — не вначале, не наречие времени. Начало (архи) здесь — вне времени. Сын рождается от Отца не во времени, а в вечности.
7. Духовный опыт святых отцов учит низведению ума в сердце, где свойственно обитать духу. Современный человек раздерган, расколот, и ему невозможно понять то, что постигается только опытно. Но тот, кто поверил Библии и святым отцам, и воссоединил все силы души в сердце, отданном Богу, — мыслят, видят, чувствуют мир и живут в нем совершенно по-другому, не так, как головастики. Прозорливый старец Лука из обители «Филофей» на Афоне наставлял нас: «До Петра Россия жила сердцем, после Петра стала жить головой; если хочет спастись, должна вновь научиться жить сердцем.
8. Удельный вес триадных начал в интонации различен. Например, мелодии П.И.Чайковского пропитаны необыкновенной молитвенной устремленностью к Небу. А мелодии Н.А.Римского-Корсакова не имеют такой силы и остроты взыскующего начала, они полнятся спокойным любовным созерцанием красоты. Различия начинаются уже с исходного звукоощущения — насыщенного глубиной тона у Чайковского и восторженно-созерцательного у Н.А.Римского-Корсакова. Они естественно продолжают себя в особенностях мелодической линии, ее широты под действием волевого устремления любви или узорчатости при любовании красотой, что требует разного синтаксиса. Подобные интонационные различия — не повод для суждений об эстетическом совершенстве музыки. В конечном счете, оно определяется совсем другим: тем, насколько верно музыка отражает свойства Божьего характера, положенные в закон мироздания. Томление по Божьей полноте жизни в любви и самоотдаче и детски-радостное и безмятежное приятие даров красоты предметом имеют Одно, свидетельствуют об истинном Источнике жизни. Красота рушится только интонационным лжесвидетельством о Боге. А мы, так и не ответив на вопрос ребром Метнера (сохранили ли современные сочинения свойства музыки как ангельской песни или поддались внушениям чуждого голоса), по привычке делаем вид, будто (к примеру) «Лунный Пьеро» относится к тому же классу явлений, называемых музыкой, что и творения Палестрины, Баха, Моцарта или Рахманинова.
Страницы
:
1
::
2
::
3
|
