|
|
Теория музыки
МУЗЫКАЛЬНЫЕ ЖАНРЫ И ЖАНРОВЫЙ АНАЛИЗ/ Часть1
Автор: Вячеслав МЕДУШЕВСКИЙ Город
: Moscow Страна : Russia
Страницы
:
1
::
2
::
3
::
4
::
5
“Духовный максимум”. Так именует страстный человек состояние, когда распрямится и зазвенит в нем пружина гордыни, когда почувствует в себе он силу неуемную, необузданную, когда каждая клеточка души возликует самостным напряжением, наполнится удовлетворенным или томящимся тщеславием, когда сонм прочих страстей понесет корабль его жизни в неведомом направлении. Жалок этот максимум пред лицом заповеданной человеку святой нормы! 6
“Способен к самопознанию”. Увы! У боримого страстью божественная способность самопознания заменена самомнением, которое не позволяет ему правильно видеть и жизнь. “Быть или не быть?” Лукаво подменяется правильная расстановка смыслов: жизнь с Богом или вечная мука с дьяволом. “Все зло в мире происходит от того, что нет божественного просвещения… все хотят добра, но находятся в помутнении и не могут прийти ко взаимопониманию”, — пишет Паисий Святогорец”.7 Познай себя герой — тут же рассыплется “драма”, которая есть наваждение, мираж, дьявольский вихрь, питающийся испарениями человеческой греховности. Где тогда ее сумасшествия, раздоры, поединки свирепых воль, убийства? Драма невозможна там, где царят уступчивость, кротость и другие качества открытого, любящего сердца.
“Способен к глубокому чувству”. Глубоким чувствам — вырасти ли из самонезнания и самонадеянности? Здесь логическое противоречие. Из греховных завихрений души вырастают не чувства, а замутняющие глубину человека страсти. Они ранее так и назывались в 16 веке — турбуленциями (слово, родственное турбине).
“Обречен на страдание”. Обречен? Нет, не рок, не фатум, не судьба, не фаталистическая безысходность — сам герой, его безверие определяют мятущуюся взвихренность жизненного пути, бессмысленного страдания и гибели.
“Двойствен, психологически сложен”. “Исправьте сердца, двоедушные” (Иак. 4:8). По-гречески диавол — “надвое кидающий” (слово родственно «волейболу», «баллистике», «балету»). Грех разлучает душу с Богом, с жизнью, ссорит и внутренние силы души между собой, например, волю с чувством (типичная антиномия классической драмы!), хотя они должны сливаться в радостном усилии духа. По слову Флоренского, “все свободно во мне, кроме меня самого”.
Если отбросить советские эвфемизмы, то греховная закваска драмы становится очевидной.
В чем же тогда красота драмы и трагедии?
Расин в предисловии к “Беренике” отмечает необходимость для трагедии, с одной стороны, изображения сильных страстей, с другой же — проникнутости “торжественной печалью, в которой и таится наслаждение, получаемое нами от трагедии”.8 Причину наслаждения указал Аристотель, применив религиозный термин к драматическому искусству: катарсис — очищение.
Христианство открыло тайну: не бывает очищения вне покаяния. Покаяние (metanoia) по-гречески буквально означает перемену мысли. Мысли о своем жизненном пути. Судьба героев, близких нам святыми желаниями истины, добра, справедливости или иными добродетелями, но в то же время и помутненных страстями, заставила нас вздрогнуть, ибо узнали в них себя.
Филип Сидни (1554-1586) в трактате “Защита поэзии” (1580) приводит свидетельство Плутарха: отвратительный тиран Александр Ферейский, безжалостно умертвивший множество подданных и кое-кого из родичей, пролил потоки слез, наблюдая хорошо написанную и сыгранную трагедию. “То есть даже тот, кто не стыдился творить трагическую жестокость и несправедливость в жизни, не смог устоять перед сладостной яростью трагедии”. Потому, пишет Сидни, никто не станет бранить высокую “трагедию, которая заставляет королей бояться превращения в тиранов, а тиранов — сдерживать свои деспотические наклонности; трагедию, которая, вызывая чувство восхищения и сострадания, учит тому, что сей мир превратен и что позолоченные шпили построены на зыбком фундаменте”.9
Драматический катарсис, очищение души скрытым косвенным покаянием, — один из способов действия призывающей благодати. Художественного катарсиса недостаточно для спасения, ибо не зрителей драмы, а исполнителей заповедей освободит от вечной смерти Господь. Но он подталкивает душу к реальному покаянию.
Радость драматического катарсиса многое объясняет также в опере и в инструментальных произведениях, в которых отразились законы драматургии, открывает движущие силы сонатной формы и принципы симфонизма, как это мы видели в анализе Пятой симфонии Бетховена, Шестой симфонии и оперы “Пиковая Дама” Чайковского.
3. Модусы эстетического: прекрасное,
комическое, игровое, трагическое,
возвышенное, изящное
Эти модусы эстетического отношения к жизни также оказывают воздействие на характер и дифференциацию жанров — разграничивают, например, такие жанры оперы, как сериа и буффа, лирическая опера; отделяют скерцо, сарказм от гимна. Развитая техника отношений — порождение Нового времени. Как модусы прекрасного относятся к своему божественному корню — красоте?
Величественные горы и нежная незабудка равным образом пробуждают в нас желание света и возвышенности, выражают славу красоты Божией. Она плиромна по определению: в нежной незабудке — нет ли и возвышенной небесной чистоты? И в величии гор — мощи нас охраняющей, за нас распявшейся Любви? «Велик художник Бог!» Это высший уровень красоты, объединяющий все ее частные проявления. Его быстро теряла западная культура. Оттого выпавшая из плиромы протестанствующая мысль Канта10 набралась окаянства механически развести прекрасное и возвышенное (на падение мысли Запада, отделившего истинное от прекрасного, прекрасное от морального и так далее до бесконечности, проницательно обратил внимание И.Киреевский). Отчего возвышенное стало пугать? Отчего Кант, Чернышевский и иные стали улавливать в нем нотки угрозы? Это следствие оскудевшей любовью веры, неприметно подменившей Бога, любовь Которого к людям бесконечна, ложным образом деспота. Ведь “и бесы веруют, и трепещут” (Иак. 2:19). А ведь Бог не сотворял и ада. Разве это Господь придумал ГУЛАГ — репетицию ада на земле? Сущность ада есть безбожие, в котором сладостные узы божественной любви заменены мрачным союзом ненависти и жажды взаимного мучительства по кругу, блаженство — всеохватным недовольством…
Православное слышание сохраняет свойство плиромности: непритязательный “Музыкальный момент” Шуберта и масштабная симфония, скажем, Брукнера — что из них более прекрасно и возвышенно? Все гениальное плиромно. И чем выше, тем одновременно и прекраснее, и возвышеннее.
6 Уместно напомнить отрезвляющее Божье слово: «Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: ‘я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды’; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть. Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак будь ревностен и покайся. (Откр. 3:16-19).
7 Старец Паисий Святогорец. Слова. Т. II. Духовное пробуждение. М., 2001. С. 90.
8 “Литературные манифесты западноевропейских классицистов. — М., МГУ, 1980, с. 422.
9 Литературные манифесты западноевропейских классицистов. М., МГУ, 1980. С. 152
10 Иммануил Кант. Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного. Сочинения в шести томах. Т. 2. М., 1964.
Страницы
:
1
::
2
::
3
::
4
::
5
|
