Начальная страница журнала
 
Архив

 

Диалоги о культуре


ЭПИСТОЛЯРНЫЙ ДИАЛОГ С ШАРИФОМ ШУКУРОВЫМ

Автор: Анна АМРАХОВА                  Город : Баку  Страна : Азербайджан
Страницы : 1   :: 2   :: 3   :: 4   :: 5   :: 6   :: 7   :: 8

АА: В западно-европейской традиции (и в философии имяславия) имя созвучно эйдосу, оно делает «вещь» видимой. Суфийская доктрина утверждает, что имена не могут выразить всей божественной сущности.* (Как пишет Ибн ал-Араби: «Божественная сущность чиста от какой-либо связи с миром становления, творения и Божественного повеления или какой-нибудь соотнесённости с ними, поскольку сама [природа] Божественной сущности не приемлет этого. Рассмотрев то, что повелевает этим миром и воздействует на него, мы обнаружили, что это - Прекрасные Имена, проявившиеся в нём во всей своей всеобъемлющей полноте, не скрываясь. Они воплотились в нём в своих действиях и характеристиках, но не в своих сущностях, в своих образах и связях, но не в своих самостях»).

Какой мыслительный парадокс стоит за этим внешним противоречием? Т.е. с одной стороны важность именования, апелляция всей культуры Ислама к Слову, с другой - утверждение того, что имена не выражают сущности?


ШМ: Действительно, Ислам как монотеистическая религия апеллирует к Слову, поскольку Слово является откровением Всевышнего. Коран же опирается на - книгу, которая объединяет собой все Откровения. В этом смысле Ислам действительно опирается на слово и подтверждает это графически - изображением Слова. Именно поэтому центральным, говоря аристотелевским языком, топосом, общим местом культуры Ислама является избражение Слова. Более того, человек Ислама живёт в мире открытой книги. Выходит на площадь - там мечеть, медресе, и всё это покрыто письменами. Человек подходит к дому - перед ним открываются двери, они тоже унизаны арабской вязью. Если он воин, то даже его оружие (рукоятка сабли) испещрена надписями.

Имена в Исламе безусловно обладают эйдитической сущностью, они - атомы вещей. Полезно в этой связи знать, что человек в Исламе ведает только те имена, что преподаны ему. Но, поскольку Всевышний неведан и неизведан, никто не может уразуметь Его как такового, то существует бесконечное количество имен Бога, о которых человек никогда не сможет узнать. Так что Ваш вопрос не учитывает позиции Ислама во всей его полноте.

АА: Один из постулатов когнитивной лингвистики звучит так: абстрактное мышление, т.е. мышление, повёрнутое не к миру, а вглубь ментального пространства, апеллирует не ко времени, а к логическим формам. Наверное, какая-то была в культуре Ислама изначальная настроенность не на мир, а на осмысление мира, а потому - на пространство, а не на время?

ШМ: Действительно, заканчивается в Исламе время, и начинается только пространство, без времени. Да и в любой религии, также и в христианстве, и в зороастризме, конечность времени предопределена. И после этого идёт такая бесконечная сфера, где время «покоится» в пространстве. Оно не исчезает - оно именно покоится в пространстве небесного мира. Время покоится не стагнируя, поскольку в определенный момент время может активизироваться, прийти в движение, и это будет началом чего-то нового. Именно время порождает и Человека и вещь.

АА: Считается, что историческое сознание, пришедшее на смену мифологическому, отделило действие от цели. Организующий человеческие действия центр переместился из прошлого в будущее. Но это касается западного мышления. Из Ваших же слов получается, что время в Исламе может быть членимо, дискретно, «качественно», как и пространство?

ШМ: Да, время исчезает, заканчивается с тем и культура, и жизнь человека в культуре. Время стекается в пространство. Но я говорил о другом: может наступить некоторая парадоксальная ситуация, когда время может выплеснуться вновь. И тогда уже возникнут другие пространственные и временные измерения. Предположим, где был Ислам исторически до его рождения? Его не было, да? А сами мусульмане утверждают другое. Они говорят о том, что дух Мухаммада существовал ещё до рождения Ислама. И таким образом Мухаммад в своём духовном измерении предшествовал всему тому, что явилось потом - иудаизму и христианству. А кто его знает, чей дух бродит по миру сейчас? Вот в этом смысл. Иудаизм жив, но у него нет Храма. Т.е. позиции иудаизма сильно поколеблены. Где жрецы Египта? Их нет. Но кто из нас знает, как это отсутствие может повлиять на дальнейшее судьбы мира? Ведь отсутствие может, по словам того же самого Бодрийяра, соблазнить. И сюда явится что-то другое.

Казалось бы, с зороастризмом покончили мусульмане, нет зороастризма как государственной религии. Сасанидский Иран разгромлен, на смену пришёл Ислам. А вдруг дух Заратуштры бродит по миру и осуществляет нечто такое, чего мы не знаем? И в какой-то момент быть может этот дух и внесёт новое измерение и времени и пространства. И мы будем жить в совершенно другом мире. Ницше очень хорошо прочувствовал эту постэсхатологическую ситуацию, введя в мир философский образ Заратуштры. Образ его перешел в современное философское знание Запада, этого нельзя не учитывать.

Вообще может быть поставлен вопрос о существовании определённой религиозной формы. Мне пришлось заниматься довольно усердно Софией Константинопольской, её переходом в Ай Софию. Имя сохранилось и, тем самым, каким-то образом сохранилась и сущность памятника. Интереснее всего другое. В 1453 году вошли турки в Константинополь, и они не стали сбивать росписи, мозаики, а замазывали их. И после того как 20 годах XX в. встал вопрос о том, чтобы Айя-София превратилась в один из экуменических или католических храмов (Запад очень сильно на этом настаивал, а Турция была слаба, чтобы открыто противостоять). Тогда турки объявили мечеть музеем. Пригласили архитекторов, рестовраторов, они сняли всё, что было замазано. И каждый теперь может войти и в храм как таковой без разделения на его византийскую и османскую историю. Всё это существует одновременно. Всё обратилось в музей, Храм-Музей. Кстати, известный австрийский теоретик искусства Ханс Зедльмайр обращал внимание на проблему сползания храмов к музеям, и храмовости архитектуры музеев. Спрашивается, а не судьба ли это религий вообще? Ведь существуют же бехаисты, у которых Храмы имеют круглые основания и в которых могут молиться все: и христиане, и буддисты, и мусульмане, - кто угодно. Пока это периферия культурного мира, но всё может измениться, и некоторые новые ценности возобладают, и мир превратится в нечто музееподобное, тем более, статус музея всё выше и выше. Человечеству нравятся музеи, люди что-то в этом находят. Я не люблю музеев, но, будучи историком искусства, мне много приходится бывать в них. Меня смущают мёртвые вещи, и что с ними делать? Некоторые люди не выдерживают груза мертвого тела вещей, посягают на них, уничтожают их, обливают кислотой или режут ножом как живых. В музеях есть что-то болезненное, онтологически не оправданное. Собирание вещей, исторически не предназначенных друг для друга, и болезненная реакция людей на это, на мой взгляд, является двумя сторонами одного психоза. В детстве что-то подобное я читал у Паустовского, он резко выступал против музеев. Быть может, с тех пор и сложилось у меня такое отношение к ним.

Если прошлое мумифицировано, то почему так же не поступить и с настоящим. Вот что может быть. Я не говорю, что это будет, я говорю о том, какие существуют симптомы. И некоторые симптомы указывают на то, что со временем мир может оказаться в таком мумифицированном состоянии.


Страницы : 1   :: 2   :: 3   :: 4   :: 5   :: 6   :: 7   :: 8

     ©Copyright by MusigiDunyasi
 

 

English Начало Написать письмо Начальная страница журнала Начало страницы