|
|
Теория музыки
МУЗЫКАЛЬНЫЕ ЖАНРЫ И ЖАНРОВЫЙ АНАЛИЗ/ Часть1
Автор: Вячеслав МЕДУШЕВСКИЙ Город
: Moscow Страна : Russia
Страницы
:
1
::
2
::
3
::
4
::
5
Но, хотя Кант и не восчувствовал этой глубокой традиции плиромности в шедеврах гуманистического западного искусства, все же отчасти он был прав: утверждаемая им трещина наметилась и в них. Она становится заметной при сравнении с русской музыкой. Вспомним суждение малого ребенка о ее специфике — о возвышенной ее доброте. Как-то не прикладывается этот эпитет, например, к религиозной музыке Баха. Не этот ли ее духовный изъян (в числе и иных причин) побудил прозорливого старца Иоанна Крестьянкина отсоветовать своим чадам-священникам слушать Баха в день перед совершением литургии и причастием? Храмовая музыка Баха кажется слишком холодной пред лицом огненности православия: ведь Господь требует детски чистой любви к Себе и к людям; любовь к людям ставит условием и мерилом даров Свой любви. Возвышенность же русской музыки неотделима от доброты — вспомним ли мы Снегурочку Н.А.Римского-Корсакова (христианскую по внутреннему качеству музыки, по духу жертвенной любви11) или его же “Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии”, Прелюдии или фортепианные Концерты Рахманинова, песнь торжествующей любви в первой части Скрипичного концерта Чайковского или его Литургию. Показательно, как Асафьев ставит выросший из православия светский жанр — русскую протяжную песню — духовно выше протестантского хорала, функционирующего в виде церковного жанра.
В описании всякого из жанров серьезной музыки нужно видеть и общее сияние плиромы, вечной возвышенной красоты, и в то же время специфический род этой красоты. И не отрывать лист от цельного растения.
4. О силе, формующей жанры и жанровые системы высокой музыки
Жанры — важнейшее проявление Традиции. Если же в них передается не труха житейская, а свет, высота, великая красота, – то именно ее и нужно в первую очередь искать теории жанров (как и другим областям музыкальной теории).
В качестве сторон традиции жанры и жанровые системы, – не путы, не узы для творчества, исполнения и восприятия. Они – опора! Дар, делающий нас одаренными. Ради стяжания его и вступали композиторы в незримое соревнование (соревнование – совместные ревностные поиски красоты) друг с другом. В традиции жанров не прошлое, а будущее, их энтелехия — бесконечная цель, сияющая в них как их тайная суть. Светоносная теория жанров еще не создана. Это великое творческое задание для нашей науки.
Пока же ограничимся несколькими этюдами.
Красота идеи концертности.
Скрипичный концерт Мендельсона. Намеренно, программно лирический… Словно бы демонстративно, а в действительности очень естественно для романтического настроя души композитор опускает ожидаемую, традиционную для жанра развитую оркестровую экспозицию. Волнующая тайна интимности теснит торжественную риторику — один из корней музыки XVIII века, в котором формировался жанр с его спором двух экспозиций. Вступительные такты оркестра – в подчеркнуто аккомпанирующем фортепианном стиле, словно в каком-нибудь романсе.
И все же с первых же звуков темы мы отчетливо слышим, что перед нами именно концерт, а не соната, – даже если слушаем произведение в камерном зале с аккомпанементом фортепиано.
Откуда это ясновидение слуха? Почему и как узнали мы истину?
Прозорливость слуха – от любви: мы возлюбили специфическую красоту первоидеи этого жанра – и любящий слух возжаждал ее и достигает узнавания, подобно тому, как любимый человек узнается даже и в полутьме, и в отдалении по наималейшим признакам.
К чему же именно наша любовь в жанре концерта? Что несет с собой принцип творческого соревнования, положенный в его основу? Разве случайно, что жанр публичного творческого соревнования мы видим во все древние века и у всех древних народов? Если так было во всем мире — то значит, очень важна и существенна первоидея соревнования, совместного ревнования о совершенстве! Вот айтыс, вот конкурс мейстерзингеров, вот соревнования философов на предложенную тему на Олимпийских играх, ради которых замирялись войны – настолько важными казались игры грекам пред лицом их стремления к совершенству.
Главная идея концерта – публичное обнаружение дара творчества, божественного дара, пред которым должно бы отступить всякое человеческой тщеславие. Именно отсюда – необыкновенно праздничное вдохновение, хотя выражающееся через одного человека, но токи которого проходят через все множество слушающих, дивящихся, восторгающихся, формируя единое настроение праздничной приподнятости духа этого коллективного множественного субъекта. В скрипичных концертах энтузиастическая тональность сердца заставляет мелодию солиста уже в заглавных темах забираться на вышину — в третью октаву (в нежно-прекрасном концерте «Аделаида» одиннадцатилетнего Моцарта, не говоря уже о небесном Бетховенском шедевре), в то время как в сонатах звучание октавой ниже.
По тонусу приподнятости и вдохновения, по притягательному для сердца окрыленному подъему души и яркости чувств мы узнаем веяние духа концерта и в шедевре Мендельсона.
Жанровое начало концертности проявляет себя и в иных жанрах, действуя как жанровое наклонение.
Третья фортепианная соната Бетховена.
По внешнему виду, по предназначенности для одного исполнителя и для камерного зала, – несомненная соната. Но первая ее часть воспроизводит в себе характерную черту концерта: соревнование оркестра и солиста, блистательно изображенное во всех разделах формы — вплоть до «каденции солиста», до заключительного оркестрового tutti. «Оркестровые» фрагменты своей строгой собранностью и дисциплинированностью оттеняют «сольные» эпизоды с реющим в них духом концертности.
А как выразить это пламенение восторга? Концертность неотделима от идеи виртуозности («доблестности», «мужества») солиста. У последней много средств выражения. Ликование духа естественно оплотняется в стремительности звукового потока. В средневековом богослужении мы видели эти потоки радости в юбиляциях-ликованиях богослужебного пения. Виртуозность в каком-то смысле претворяет эту идею в инструментальном исполнительстве. Здесь, конечно, больше материальной оплотненности. Но быстрота движения пальцев — отнюдь не самоцель. Энтелехия инструментальной виртуозности, ее последняя, предельная цель находится не на земле. Не случайно так рвется виртуозная фактуры в высшие и высочайшие регистры. Все это мы видим и в этой бетховенской сонате.
11 Главная героиня, Снегурочка, — посланница в мир жестокий, пошлый, не покоряющийся духу. Этот мир языческой хищной «любви», питающейся захватом, а не дарением, хочет одарить она чистой жертвенной любовью к людям, не понимающих ее, но которых любит ее сердце.
Страницы
:
1
::
2
::
3
::
4
::
5
|
