|
|
Портреты
ЭССЕ О ТРИАДИЧНОСТИ В МУЗЫКЕ: В ПАМЯТЬ Е.В.НАЗАЙКИНСКОГО
Автор: Вячеслав МЕДУШЕВСКИЙ Город
: Moscow Страна : Russia
Страницы
:
1
::
2
::
3
Подмена любви ожесточением в богозданных триадах — один вид искажения их природы. Сведение триад к бинарным противопоставлениям, не охваченных единством любви, — второй. Третьим оказывается полный распад триад на элементы.
Таков изоляционистски-атомистический подход к числам в музыке. Музыкальные числа проявляются в интервалах мелодии, в красоте гармоний, в слаженности ритма, в мерности дыхания фраз, в симметричности и стройности пропорций формы.
Разве числа сами по себе? Они — составляющие благодатной интонации9, которая сама есть сторона рассмотренной выше святой триады человеческой души, созданной по образу Святой Троицы.
Зачем их вырывают из интонации? Не иначе, чтобы вставить в интонацию, чуждую Богу и человеку, чтобы просчитанность музыки возвести в ранг автономного критерия музыкальной красоты. В этом музыковедческая мысль уподобляется замороженному сердцу Кая, отмычкой льда пытавшегося открыть врата в царство любви и красоты.
В древности числа возводились к небесному прототипу. В гармоничных числовых отношениях находились сферы, которые пели! Смысловой акцент здесь не на числах, а на их сердечной интонации: сферы поют!!! — не лают, не кусают, не колют-рубят-режут. ПОЮТ!
Кому, с какой стати, о чем?
Недоговоренная в античности идея раскрыта христианством, святыми отцами: ангельские сферы поют — кому? — Богу. С какой стати? — от восхищенной любви к Нему. О чем? — о красоте Бога, ибо он есть любовь. Красота восторженного благодарственного гимна есть отражение славы Божьей.
«О, кто бы пропел мне песнь, которую я люблю с молодых лет, о том, как Господь вознесся на небо, и как много Он нас любит, и как желанно ждет к Себе. Эту песню я слушал бы со слезами, ибо скучает душа моя на земле…О, в какой славе Господь, и какими песнями Он величается на небесах, и сколь сладки эти песни, которые изливаются от любви Божией.
Кто достоин слушать песни сии, которые поются Духом Святым и в которых величается Господь за страдания Свои, и какая будет радость от слышания песни сей?
На земле едва душа прикоснется любви Божией, и уже от сладости Духа Святого бывает в восторге к любимому Богу и Отцу Небесному», — пишет св. Силуан Афонский.
Ангельская песнь, по учению Н.К.Метнера, легла в основание всей музыке. Когда ж она захрюкала с чуждого дьявольского голоса — то потеряла право называться музыкой. Так же категоричен Бах: «Там где это (служение славе Божьей и освежение духа) не принимается во внимание, там перед нами не музыка, но дьявольский шум и болтовня».
О дьявольском пристрастии шуму от лица беса Баламута пишет Льюис: «Мелодия и тишина... До чего я их ненавижу! Как благодарны мы должны быть за то, что с тех пор, как отец наш вступил ад (а это было много раньше, чем оказалось бы по человеческим данным), ни одного мгновения адова времени не было отдано этим отвратительным силам. Все заполнено шумом — великим, действенным, громким выражением победы, жестокости и силы! Шум и только шум способен защитить нас от глупого малодушия, безнадежных угрызений совести и неисполнимых желаний. Когда-нибудь мы превратим Вселенную в один сплошной шум. На земле мы сделали большие успехи. Под конец мы заглушим все мелодии и всю тишину небес. Я полагаю, что мы еще недостаточно громки. Но наука движется вперед…» (Льюис Письма Баламута)
Подчиняясь подсказкам из чуждого мира, современная культура вырвала числа из интонации любви, вставила их в интонацию ожесточения, и этими клыками грызет человеческие души. Ведь так и с геометрическими цифрами: стул может быть родом мебели, а ХХ век превратил его (в США) в инструмент электрического умерщвления человека.
Еще одна трудность в триадическом подходе: многие триады нуждаются в прояснении их онтологического содержания. Каков, к примеру, онтологически статус языческой триады «эпоса-лирики-драмы», плотно вплетенной в вязь триад у Е.В.Назайкинского? Исходно у Аристотеля эта триада семиотическая: за основу взят способ словесной передачи события в мире сем (его можно драматически воспроизвести в лицах и действиях, рассказать о нем в эпическом сочинении, выразить отношение к нему в лирике поэзии). В словесных искусствах просто и ясно. А в других? Ведь не всюду событийность выявлена с очевидностью. Её вовсе нет в архитектуре, в искусстве мебели. В живописи ее нет в жанре портрета, пейзажа, натюрморта. В музыке — в звукописи моря, шелеста леса… Почему же попытка распространения триады на другие искусства отчасти удалась? Потому что мысль философов Нового времени, оставив исходно-семиотическую терминологию, почувствовала за ней более глубокую триаду сущностных сил души: действие находится под прямым воздействием воли, эпическое повествование в большей мере апеллирует к мысли, а лирика износит оценку сердца. Но нужно помнить и об исходной ограниченности взятого Аристотелем основания. Разве событие — главное в искусстве? В каком отношении языческая триада состоит к главному в искусстве, к его сути, как оно определена в дефинициях гениев? Например в Баховском: «служение славе Божией и освежение духа»? Или Бетховенском: «Музыка есть откровение, более высокое, чем философия»? По какому из трех пунктов аристотелевской триады пойдет Божественное откровение красоты? Куда пропала молитва, явная основа всей средневековой культуры и прикровенная — в шедеврах нового времени? Что такое пророческий псалом Давида: «Зачем мятутся народы и племена замышляют тщетное»? Семиотическая триада допустима при условии: глаз не должен слепнуть на главное, на суть и дух музыки.
И ещё: не всё соединяется в триады и бинарности. Святые отцы заповедали ни связанное разделять, ни разделенное соединять. Как уже говорилось, одни бинарности являются скрытыми триадами. Другие — разделены без права на слияние. «Какое согласие между Христом и Велиаром?» (2 Кор. 6:15) В логически-категориальных бинарностях (типа «добро и зло», «красота и безобразие») не следует приписывать онтологического статуса обоим составляющим, ибо они нерядоположны: Творец и тварь несоизмеримы. Атрибут Бога — вечность. Он сотворил человека по Своему образу, чтобы тот по дару свободы научился во времени богоуподоблению и смог, поднявшись над временем, пребыть в вечности Божьей любви. Зло же — гнилой выбор твари, самой в себе не имеющей вечности10. Смерть как плод зла вошла в мир, потому что зло не имеет права на вечность, потому что зла в Боге нет. И ад как нескончаемый ужас без Бога, во мраке не-любви, придумала тварь. И марксизм, и Гулаг, как репетицию ада на земле, измыслили люди по подсказке из преисподней. Все это тлен. Истинно существует только Бог и все, что в Нем.
В понимание подобных категориальных противопоставлений всегда надо вкладывать предельно четкое осознание этой онтологической несоизмеримости составляющих их элементов. Это условие и основа воспитания народов и человечества, зрячести их взгляда на сущее. «Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь…» (Втор. 30:19). К жизни ведет все то, что принимает облик Божьего характера, положенный в закон мирозданию. К смерти ведет отказ от образа Божия — безобразие. Ошибка дуализма, не видящего этой полной несоизмеримости, чревата развалом цивилизаций. Идеология либерализма с ее фальшивым плюрализмом, с ее постмодернистским обыгрыванием мнимого равенства красоты и безобразия — грозный симптом предстоящей гибели, если не изменимся.
Восхождение на вершины онтологического видения есть острая необходимость и последняя цель экстерналистской программы, в русле которой двигалась творческая мысль Е.В.Назайкинского. Цель, предваряющая всякую разумную деятельность, в том числе и научную, уже дана нам в вере. По известному изречению: «Последнее слово науки есть первое слово Библии». Если нет совпадения — значит, это не последнее слово науки. Но в таком случае надо приложить еще больше усилий для достижения искомого согласия, ибо, как говорит русская пословица: «Без Бога — ни до порога».
9. В докторской диссертации и книге автора «Интонационная форма музыки» развито следующее представление о ней. Чудо интонационной формы основано на совершенном единстве протоинтонационной ее стороны (подчиняющейся принципам работы правого полушария мозга) и стороны аналитической, тщательно исчисленной и выверенной деятельностью правого полушария.
10. Вечность — не бесконечное время, и к времени не имеет никакого отношения. Об этом говорит и этимология: русское «время» (от «веремя») — то, что вертится подобно веретену, в других языках — то, что разделено. Исходное же значение слов «век», «вечность», «вечный» (нем. ewig, Ewigheit, лат. aeternus из aeviternus, греч. aion) — сила (след такого понимания остался в слове «увечный», первоначально «бессильный»). Вечность есть Жизнь, сила жизни есть любовь в блаженстве творческого служения, самоотдачи и нахождения себя в других. Но можно ли придумать себе более жуткое наказание, чем нескончаемое томление во тьме, которое придумала себе тварь, не захотевшая жить в Боге — в Свете, Блаженстве, Жизни? Ведь реально существует только Бог, Который и назвал себя «Сущий», Иегова (Исх. 3:14; Ин. 1:18, 8:25). А вне Бога — «тьма кромешная». «Кромешная» — от «кроме» (вне). Эти слова (греч. скотос экзотерикос — Мф. 8:12; 22:13; 25:30) — произнес Христос, напоминая грешникам, какую участь они готовят себе, отказываясь от богоуподобления через исполнение заповедей. Там, за пределами Божьей любви, от которой они сами себя отлучили, червь их, по слову Христа, не умирает. Томительное сознание своей наработанной в жизни неспособности войти в любовь Божию непрестанно, подобно червю, гложет их бедную душу. Сама память о любви Божией, которую они не могут и не хотят принять, жжет их душу черным пламенем. И этот огонь геенский, говорит Христос, не угасает.
Страницы
:
1
::
2
::
3
|
