Н.Х.: Как сказал Мартынов: «Всё значимое – уже написано»…
В.Т.: Я с этой позицией категорически не согласен. Это пораженческая позиция! Если бы не талант Мартынова, я бы сказал что это лозунг бездарности. Если тебе кажется, что всё уже закончилось, значит – уходи из профессии. Мне как раз не кажется, что всё закончилось. Другое дело, что большинство сочинений, прозвучавших здесь, мне уже знакомо. Но что меня действительно поразило и произвело просто огромное впечатление – это совместный проект Франции и Узбекистана, когда узбекские музыканты, некоторые из них – студенты, играли очень сложную музыку, очень необычную для той эстетики, из которой мы все вместе выросли. И с таким пониманием, с таким чувством, с таким слухом они всё это делали! Я просто позавидовал такому проекту. Это просто блестящая идея – пригласить французского музыканта (композитора Жерома Комбьера – Н.Х.) на месяц раньше фестиваля, дабы читать лекции, работать с местными музыкантами. Надеюсь, что всё это взойдёт, всходы последуют….
Н.Х.: Пару лет назад одна из наших совсем юных девочек-композиторов, побывавшая на учёбе в Англии, весьма неоднозначно отозвалась об услышанном на «Ильхоме-ХХ» - это, мол, в мире давно уже не модно, не актуально. Как Вы считаете, существует ли мода в современном музыкальном искусстве?
В.Т.: Мода в серьёзном искусстве, по-моему, это просто смешно. Может быть, существуют области, которые сегодня представляются наиболее перспективными для творческой разработки, вот это было всегда.
Н.Х.: То есть не мода, а именно творческая перспектива!
В.Т.: Приведу такой пример – почему в эпоху Возрождения появилось столько гениев подряд? Или ещё более точный вопрос – почему в 19 веке во Франции появилось столько гениальных импрессионистов? Или взять русский авангард начала 20-х годов ХХ века… Просто композитор или художник, случайно или сознательно, нащупывает область, которая в данный момент является наиболее перспективной. Это как золотые прииски – вот обнаружилось что-то…Такое, пожалуй, есть. Но в этом есть и своя опасность, потому что туда бросаются все.
Н.Х.: В любом случае главное – творческая индивидуальность…
В.Т.: Да, в конце концов, именно так.
Н.Х.: Долгое время в советском музыкознании доминирующим был вопрос “о национальном в искусстве”. Думаю, сейчас он уже потерял былую актуальность – люди слушают музыку, не задумываясь о её «национальной почвенности», она просто либо хорошая либо нет
В.Т.: Здесь, на мой взгляд, главное целиком выйти из сталинского определения «национального», которое (простите за тавтологию) определило всё советское искусство – «национальное по форме, социалистическое по содержанию». Т.е., грубо говоря, если перенести это в область, например, моды, одежды, это означает, что если ты русский – ты должен ходить в кафтане и лаптях, с красным флагом в руках и т.д. Это очень примитивный подход. Не в этом выражается национальное! В каждой культуре есть субкультура для туристов, в России – матрёшки, в Узбекистане – что-то своё, но это – не подлинное, это..
Н.Х.: Китч.
В.Т.: Вот такое понимание культуры – это, конечно, путь к китчу. «Национальное» проявляется гораздо глубже, не в терциях, секстах или в тембре. Оно проявляется в самых глубинных категориях – ощущении времени, в том, как композитор чувствует время. Конечно, русский чувствует время не так, как его чувствует швейцарец. Есть замечательный пример, правда я забыл название этого рассказа, но речь в нём идёт о том, что швейцарский писатель решил написать настоящий «русский роман», в двух томах.
Н.Х.: Это очень смелая затея с его стороны!
В.Т.: Да, да (смеётся). Такой большой концептуальный роман. Он садится в поезд и оправляется, скажем, из Берна. Он сидит, думает, проезжает одну станцию, другую, наконец открывает свой дневник и записывает первую фразу. В это время объявляют, что поезд доехал до границы – «просьба освободить вагоны». Страна закончилась. Естественно, ощущение времени, пространства в Швейцарии, России или Узбекистане – оно абсолютно разное. Ощущение темперамента, солнца, количества витальной энергии – абсолютно различное. Вот в этом и проявляется национальное – в том, что нельзя определить словами. Более того, если Вы даже очень захотите от этого убежать, «подделаться» под немца, француза – Вам это не удастся. Проще оставаться самим собой.
Н.Х: Только что Вы сказала – «композитор чувствует время». Какое оно – наше время?
В.Т.: Да-а… Конечно, я не открою никакого секрета, если скажу, что оно очень сложное, сегодня, может быть впервые в истории цивилизации, человек потерял ощущение того, куда всё это развивается….
Н.Х.: То есть, нет никаких ориентиров?
В.Т.: Ещё тридцать, пятьдесят лет назад была индустриализация, позже – компьютеризация…
Н.Х.: Была плановая экономика, и люди чётко знали – как и для чего живут. Через 5 лет после окончания института получали квартиру, через десять – покупали холодильник или стиральную машину, м.б. и, наоборот, но суть в том, что всё было чётко распланировано, т.е. существовали такие бытовые моменты, которые структурировали жизнь большинства населения.
В.Т.: И не только в СССР. Скажем, есть технократическая модель истории – сегодня компьютеры будут лучше, чем вчера, а завтра - ещё лучше, чем сегодня, они будут меньше, эффективнее и т.д. Такое понимание истории, времени сегодня уже закончилось. И в этом смысле жизнь стала более напряжённой.
Н.Х.: Самое интересное, что в этой новой напряжённой жизни многие узкоспециальные проблемы обретают значение комплексных, многоплановых. Например, проблема экологии - сохранения окружающей среды. Но ведь окружающая среда складывается из целого комплекса, включающего в себя не только природно-биологические компоненты, но и социальные, экономические, культурные и другие. О важности сохранения культурного окружения человек писал академик Дм.Лихачёв. Теоретические основы музыкальной экологии, экологии музыкальной культуры были заложены литовским учёным ЛюМельникасом. На мой взгляд, сегодня наиболее актуальными являются проблемы акустической экологии. Тот звуковой поток, который обрушивают на уши слушателей ТВ и радио, можно сравнить только с грязевым селем! Задумывались ли Вы о проблеме загрязнения фоносферы – окружающей нас звуковой среды?
В.Т.: Это важный аспект. Даже чисто антропологически – мы устроены так, что 90% информации получаем от зрения, и только 10% со слуха. Как ни странно, именно поэтому наши слуховые ощущения более свежие. Один пример, если Вы пойдёте в Москве в кафе или ресторан, да и в Ташкенте, то же самое – Вас всё время преследует музыка, причём музыка самого нижайшего качества.
Н.Х.: И не только в кафе. Такая же ситуация – в офисах, т.е. не только в местах отдыха, но и там, где люди работают!
В.Т.: Да, это ситуация – абсолютно катастрофическая. Потому что, во-первых, портит вкус, во-вторых, вообще снимает остроту слухового восприя-тия. Это какая-то «звуковая проституция», я этого просто не переношу… Тем не менее, мир такой китчевый, и эта культура приводит человека к примитивным инстинктам, более того – она подменяет всё, в том числе и саму жизнь. Целое поколение молодых людей сидит за компьютерами, щёлкает игры, слушает такую музыку и в этом - вся жизнь.
Н.Х.: А может быть, люди заслуживают «Матрицу»? М.б., они сами сознательно стремятся к такому обустройству мира? Ведь фактически для кого-то это идеальный вариант существования – подключили провода, когда надо – поступила пища, когда надо – происходит всё остальное… И ничего – никаких проблем! Человек живёт в обществе, которое его полностью обеспечивает – это ли не мечта современного обывателя-потребителя?
В.Т.: Думаю, что природа всегда умнее, она устроена так, что если вот такой тупиковый путь возобладает, это всё долго не продлится. Придут другие культуры, которые будут наполнены свойственным человеку естественным любопытством, которое в конце концов всё и определяет, не пытается сузить свой мир, а напротив – стремится максимально его расширить. Н так уже бывало в истории, такие великие цивилизации гибли… Природа очень разумно устроена, и если наша цивилизация скатится к «Матрице», она просто погибнет, очень быстро самоуничтожится – в течение двух-трёх поколений.
Н.Х.: Но потом опять придёт что-то новое…
В.Т.: Только уже не отсюда. Придёт другая цивилизация… Ещё в 60-х годах, советская исполнительская школа - фортепианная, скрипичная – какой она пережила расцвет! Да, но потом всё это выхолащивалось, всё автоматически ушло, осталась только техника. Чем это закончилось? В техническом отношении – японцы, китайцы превосходят российскую школу (на её же основе!) во много раз! Если так и дальше всё будет идти, российская школа очень скоро закончится. Но такое уже было. Что, например, сегодня представляет собой Греция? Это замечательная страна, но трудно представить себе, что она – наследница античной культуры. Но, тем не менее, эта культура существует, она живёт в нашем культурном сознании. Конечно, всё, что происходит очень печально для культурной цивилизации, и люди должны знать, что этот путь – гибельный.
Н.Х.: Пожалуй, сегодня у нас осталась надежда только на то, что сработает инстинкт самосохранения человечества…
В.Т.: К сожалению, мы видим, что никакие общественные институты ничего не гарантируют – ни диктаторские, ни демократические. Наше общество сегодня вынуждено решать очень большие и сложные проблемы, в том числе и национально-шовинистическую. На мой взгляд, это самая смертельно опасная проблема.
Н.Х.: Во все времена существовала группа людей, которая чётко осознавала происходящее, осознавала свою ответственность за сохранение цивилизации, культуры…
В.Т.: Я думаю, что история человечества развивалась не общинным путём, всегда находился кто-то, кто, наблюдая за звёздами, предсказывал погоду и не только. Однако каждый человек должен понимать, что никаких гарантий – политических, социальных и т.д.- в этой жизни нет. Всё зависит от нас самих, не смотря ни на какие самые замечательные социальные механизмы, каждый должен чувствовать собственную ответственность.
Материал подготовлен при содействии Швейцарского Бюро по сотрудничеству в Узбекистане.
