|
Теория музыки
О ТРЕХ ОСНОВАНИЯХ ТЕОРИИ МУЗЫКАЛЬНОЙ ФОРМЫ. ч.2
Автор: Т.Ю. ЧЕРНОВА Город
: Moscow Страна : Russia
Страницы
:
1
::
2
::
3
::
4
::
5
::
6
-Еще Гераклит так прямо и утверждал: Бог есть гармония. Для неоплатоников, да и самого Платона, осуществившего "вторую навигацию" и открывшего "Гиперуранию" - "ноэтическую" реальность, мир идей - Бог в своем бытии есть мера всех вещей, строжайшая соразмерность, упорядочивающий Разум и сама упорядоченность, верховная Идея, Благо, Единое. Этот бог – не личность, но всего лишь "великий принцип", от которого нельзя ждать сострадания и любви. Содержащиеся в Едином идеи – смешение ограниченного и безграничного - тоже Бог, потому что Единого нет без многого37. Идеи – не мысли, а то по поводу чего мысль думает, когда она свободна от чувственного. Вместе с тем, идеи – сущность вещей, их "парадигма", субстанция.
Окружающий нас мир ценен, действителен, разумен, божественен постольку, поскольку он является "космосом", то есть все той же гармонией; она же – красота и форма. В человеке важнее всего "я сознающее", то есть рациональное созерцание порядка как такового, и прежде всего – в себе самом, то есть самообладание, которое понимается не как акт воли, но господство рациональности над витальностью, бегство от всего материального, в том числе и от тела.
Искусство – принадлежащий самому бытию способ сохранения и умножения порядка= гармонии= красоты, то есть способ формования. Им, как известно, владеют музы; поэтому и само искусство получило название музыки. Музыка в широком смысле слова (на самом же деле – в исходном, изначальном для этой традиции) есть обретение гармонии и сама гармония=красота=форма. Ее ближайший материал, субстрат – звуки, но не они в ней важны, они лишь носители упорядоченной структуры38. О человеческом, эмоциональном содержании звуков речь вообще не идет; человек представлен тоже как всего лишь носитель музыки-гармонии - и только со стороны своего исчисляющего, упорядочивающего, формующего разума39.
Существование данной концепции в истории музыкально-эстетической мысли - тема самостоятельной работы40. Заметим лишь, что к концу ХХ века она утратила всякое благородство, еще как-то, быть может, свойственное ей во времена античной классики и неоплатонизма, откровенно обнажила мотивы языческих (и неоязыческих), эзотерических, в том числе – восточных, религиозных учений41, элементы оккультизма и теософии – самого бесплодного, эклектичного, псевдодуховного, псевдо-философского, самого шокирующего варианта пантеизма42. Практически-художественная реализация этой концепции представителями Авангарда-2, порывая с музыкальной автономией, возвращает музыку на стезю функционального служения вполне сомнительному в духовном отношении делу, сколь бы "великим" не почитался лежащий в его основе "синтез идей настоящего и прошлого".
Итак, обращаясь вновь к нашим вопросам, можем подвести некоторые итоги. Критерий, относительно которого "число" рассматривается как главный "мусический предмет", коренится в определенной религиозно-философской традиции. Именно с ее точки зрения звучащая музыка есть реализация "числа" (гармонии, порядка, меры, пропорции, симметрии, "красоты"), форма его проявления в материи. А это означает, что музыка и форма (звуковая гармоничная структура) – одно и то же.
Эта концепция, предлагающая особое видение сущности музыки и музыкальной формы, вероятно, способна производить впечатление пресловутым соединением древности и современности, привлекать налетом таинственности, давать своим адептам ощущение некоей посвященности, избранности43, владения истиной, судьбоносности их творческих замыслов и свершений. Но есть и действительные ценности; ведь не случайно же у философских истоков доктрины стояли великие умы. В ней справедливо привлекается внимание к такой важной составляющей красоты, как гармония, и тем самым не допускаются в сферу музыки различные проявления хаотичности. Концепция свидетельствует истину, когда говорит, что музыка имеет дело не с "реальной действительностью" как она есть, что музыка не сводится к звуку и т.д.
Тем не менее эта концепция в своих основах44 представляется, мягко говоря, недодуманной, как недодуман сам пантеизм. Главной его ошибкой, конечно, оказывается усмотрение несовершенств в Совершенстве, относительности в Абсолютном, которое по этой причине вряд ли может быть названо Абсолютом. Оно допускает в "самоосуществлении" страдание живых существ, разрушение и смерть. Конечно, пантеистический Бог – не личность, а Безликая Субстанция, "Великий Принцип", бессознательно проливающий Себя в наш мир. К Нему и невозможно предъявлять требования любви, сострадания, милосердия и т.п. Но такой Бог – ниже человека. Не случайно, "поздний" Шеллинг (после 1815 г.), уже пережив искушение пантеизмом, выражал горячее желание, чтобы в Германии прекратилось "нечеловеческое пантеистическое безумие" 45.
Человек в пантеистической доктрине, конечно, унижен: мало того, что он всего лишь "микрокосм" (а не "микротеос", как в христианстве); он не свободен, скован по рукам и ногам. Ведь с точки зрения пантеизма в мире ничего не происходит, нового ждать неоткуда, ибо Абсолют ничего не отпускает от себя, все несет в себе. Человек не может ни оторваться от Совершенства (и его "мировой гармонии" 46, равно как и других "музык"), которое руководит им с помощью нескончаемой цепи причин и следствий, ни приблизиться к Нему. Человеческое действие, в том числе сочинение музыки, - иллюзия; от нее лучше избавиться через "очищение сознания". А это значит - избавиться не только от тела (потому что материя считается главным источником зла, к которому привязан человек необходимостью "развертывания" из Единого всей иерархии сущего), но даже и от умственной формы, от личности, и составить одно с Благом в мистическом экстазе, с тем Благом, которое может питать любовь только к себе.
Но есть другая сторона дела: формула "Бог есть все" может быть прочитана и как "все есть Бог". По самой сути своей, как пишет А.Ф. Лосев, "пантеизм есть безразличное обожествление всего существующего с начала до конца, и все несовершенства бытия для него вполне естественны, равно как и вполне необходимы" 47. Я – часть всего, значит, я есть Бог. Не я растворяюсь в эфире Абсолюта, но Он растворяется во мне, и мне все позволено. Материя – тоже Бог; поэтому, если угодно, Бога и нет вовсе, а есть одна материя (вещество), которой в этом случае совсем необязательно быть гармоничной. Так пантеизм переходит в материализм. Для самодостаточной материи безразлично, управляет ею принцип гармонии или какой-либо другой. Почему бы тогда искусству не быть отображением "реальной действительности"? И зачем ему быть вообще?
Словом, пантеизм – неистинное мышление о Боге, о мире, о человеке, об искусстве, о музыке, о музыкальной форме.
Сводя мир и человека к средствам проявления гармонии, упорядоченной структуры, "числа", музыка отрекается от них (мира и человека). Она не "формирует" объективную и субъективную действительность48, не совершенствует ее, не предваряет ее будущее преображение, она отряхивает их как прах, выбрасывает как ненужный хлам: "сбрось с себя все". Поэтому выразительность ей по природе как бы и не свойственна, а линия "от этоса к аффекту" - вполне внешняя для нее.
Как подобное понимание музыки в таком случае объясняет "параллельное" учение о музыкальной выразительности, начиная с античной теории этоса? Как обе теории соотносятся между собой? Похоже, что следует говорить об "экзотеричности" теории этоса, являющейся, вместе с мифологией, "прикрытием" "эзотерической" сути музыки как звуковой гармонии. Этосные значения ее элементов – для профанов, выражение мировой гармонии – для "посвященных". Но возникает вопрос: в какой мере "числовая" гармония звуков реально исторически "чиста" от "внемузыкальных" воздействий этоса? И еще один: когда теории этоса, музыкальной риторики, учение об аффектах, иерархии жанров и т.п. ко времени романтиков оказались развенчанными как якобы устаревшие (и в музыку, у которой, как считается, началась трудная жизнь, потому что в нее хлынул поток ничем не контролируемой "сферы чувств" и "образов реальной действительности"), оказалось ли способной звуковая гармония противостоять этой "вседозволенности" как "специфическое" "неспецифическому"? Более того, в своей "специфичности" не попустительствует ли она настоящей вседозволенности, поскольку, не принимая образный ряд всерьез, обращая внимание только на звукоотношения, в итоге "гармонизует" всякое стоящее за звуками "содержание"?
37 Но само Единое или Благо – не есть бытие, оно – выше бытия, оно "всячески свободно даже от ноуменальной формы". Благо - иной природы и "пребывает" по ту сторону сущности, выше бытия, до всякого осуществления. Все дело – в способе возникновения ипостасей – Ума, Души, Космоса: они суть проявление Единого, его след – более или менее отчетливый. Так что Единое не отделено совершенно от бытия, а бытие от Единого; "будучи двумя, они всегда находятся во всем в равной мере" (Плотин).
38 Один из современных адептов традиции Ф. Гершкович пишет: "В музыке нет звуков в себе", "музыка … существует за звуком, т.е. является воплощением одной из граней абсолютной тишины, олицетворяющей собой геометрию в условиях не пространства, а времени". – В кн.: Филип Гершкович о музыке. М., 1991, с.с. 324, 333.
39 Впрочем, это позднее суждение; античность, как известно, знала и развивала теорию этоса.
40 Один из заметных мотивов здесь – система "трех музык": musica mundanа (гармония мира), musica humana (гармония души и тела человека), musica instrumentalis (гармония звучаний).
41 Это мнение не всеми разделяется. Так, весьма сочувственное, даже, можно сказать, апологетическое суждение о теории и практике такого рода в новейшей музыке содержится в статье М. Проснякова "Музыкальная реформа на рубеже столетий". – В кн.: Юрий Николаевич Холопов и его научная школа. М., 2003.
42 В пантеизме коренится имморализм. Еще Ф. Шлегель заметил, что "пантеизм неизбежно снимает различие добра и зла, как бы он ни противился тому на словах". Единое превышает область морали так же, как и мысли. В порожденном Единым космосе вечно и неизбежно зло. Оно вносит "разнообразие" и "украшает" мир, оно "эстетически" оправдано, ибо частные недостатки лишь усиливают "совершенство" целого: ведь хорошее и дурное пребывают в гармонии. Плотин утверждал, что "моральное зло приносит пользу всему свету. Оно позволяет проявиться Божественной справедливости (которая есть та же гармония – Т.Ч.)". О страданиях, несовершенствах отдельных людей беспокоиться нечего, так как это полезно для целого. Этот имморализм античного пантеизма откровенно конкретизирует теософия, опираясь на каббалистические тезисы: то зло, которое является условием существования их божества, именуется Сатаной. Играющая равнодушная гармония – сущность античного космоса – у теософов приводит к сакрализации зла. Сатана – космическое отражение Бога, проявленного в Материи или в объективности.
nbsp; Именно это хотелось бы довести до сведения музыковедов, бездумно "анализирующих" звуковую продукцию, осуществляющую "музыкальную реформу на рубеже тысячелетий".
43 Именно оно продуцирует высокомерные высказывания, подобные следующим: "Великие мастера (речь идет о самых великих; их очень немного) – это несколько аристократов, которые попали в историю музыки как в кабак". В кн.: Филип Гершкович о музыке, с. 315.
44 Не говоря уж о "современной" ее транскрипции, которая нередко и в самом деле производит, по словам упоминаемого выше Баламута, впечатление "самоуверенной тарабарщины".
45 Цит. по кн.: Трубецкой Е.Н. Миросозерцание Вл.С. Соловьева. Т.1. – М., 1995, с. 295.
46 "Мировая гармония есть лживая и порабощающая идея, от нее нужно освободиться во имя достоинства личности". – Н.Бердяев. Царство Духа и Царство кесаря. М., 1995, с. 52.
47 Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. Кн. 1. М., 1992, с. 252.
48 В особенности когда "числа" понимаются лишь математически: "счет" в применении к нравственному явлению – просто глупость. На кого же ориентируется композитор, если в своем произведении он только лишь хорошо "сосчитал".
Страницы
:
1
::
2
::
3
::
4
::
5
::
6
|