|
|
Портреты
ПРОФЕССОР
Автор: Т.Ю.ЧЕРНОВА Город
: Moscow Страна : Russia
Страницы
:
1
Александр Сергеевич Соколов преподает в Московской консерватории специальный курс анализа музыкальных произведений. Дисциплина, рассчитанная на студентов-музыковедов, охватывает поистине необъятный материал, располагающийся во временном отрезке от Средневековья до сегодняшних дней. Курс, построенный профессором Соколовым по историческому принципу, на два года погружает студентов в захватывающее профессионально-творческое постижение сокровенных закономерностей музыкального формообразования в их становлении и развитии. Музыкально-исторический процесс предстает перед ними, уже знакомыми с курсами гармонии, истории зарубежной и отечественной музыки, в ином ракурсе, пополняется не только новыми подробностями, но и кардинальными смыслами.
Проблематика и материал Александром Сергеевичем постоянно, в меру возможностей учебной дисциплины, обновляется, что особенно заметно ассистентам, не первый год участвующим в курсе. Иной раз слушаешь и отмечаешь: новый поворот мысли, новый вывод, многое проясняющий, углубляюший; новый музыкальный пример, детально проанализированный; пространная ссылка на только что вышедшую книгу, не обязательно музыковедческую (и когда успевает!); перепланировка темы…
Открытость, готовность к обновлению, достраиванию не нарушают пропорций уже воздвигнутого; четыре семестра – четыре периода: Средневековье и Ренессанс, Барокко, классико-романтическая культура, ХХ век и десятилетие ХХI - го. Словно мощные контрфорсы здание поддерживают обобщающие лекции – новаторские «пилотажные» исследования, подводящие итоги, обнаруживающие и осмысливающие перспективы как самой музыки, так и ее теории. Студенты, кажется, особенно любят эти лекции. В них во всей полноте раскрываются масштабность мышления профессора, способность к аргументированным обобщениям, чеканным формулировкам, непревзойденные лекторские качества – высокий речевой стиль, подчас беспощадный к студентам в виду своей повышенной информативной плотности. Головокружительные броски мысли, показывают несходство сходного в музыке и ее понимании.
Увлекательная интрига в изложении непростого материала, неожиданно прерывается в кульминационных моментах фразой «а теперь пять минут отдохнем, перерыв».
С другой стороны, для Александра Сергеевича характерно погружение в значимые детали той или иной композиции, мимо которых студент неминуемо пройдет, если, облегчая, как он думает, себе задачу, возьмет для анализа, например, оркестрового сочинения не партитуру, как профессор, а клавир. На память приходит блестящий анализ Соколова оркестровой ткани в Crutifixus из Мессы h-moll И.С. Баха, в частности, взаимоотношения партий флейт и скрипок в одном из пластов музыкального целого, вносящего свой выразительный штрих в многомерный, основанный на принципе «единовременного контраста» трагический аффект. Тут же из уст профессора звучат поэтические строки, ассоциативно соотносящиеся с глубинным смыслом музыки. Какой пример истинно целостного анализа, культуру которого так страшно потерять: пример для студента, сознание которого честно приковано к технологии, но – увы! – минует при этом выразительный смысл музыки!
Не может не впечатлять также игра профессора с листа на рояле по стоящей на пюпитре партитуре, и просто игра на рояле, сам факт хорошей игры. Студент-музыковед на индивидуальных занятиях по анализу тоже сидит за инструментом, но как же редко возникает у него потребность сыграть ту музыку, о которой он имеет честь говорить! В лучшем случае – вежливый показ карандашиком в нотах. Что это: музыкальная невосприимчивость, редукция предмета анализа к технологии изготовления музыки, к структуре произведения, торопливая небрежность, или уход прекрасной традиции?..
Александр Сергеевич Соколов мне представляется одним из преданных хранителей и продолжателей этой традиции. Его курс множествен по своим музыковедческим корням. Чем разветвленнее и глубже корни, тем дерево крепче. Традиции трех учителей сплелись воедино, проросли друг в друга, взаимно обогатились: лекции Виктора Петровича Бобровского, «цуккермановская» школа Ирэны Владимировны Лаврентьевой, новаторский курс Евгения Владимировича Назайкинского. Не обойдены вниманием достижения мощной «холоповской» школы, учения ленинградских, ныне петербургских, коллег, а также, конечно, зарубежных авторов. Но этого мало: впечатляет общекультурный и общенаучный контекст дисциплины в ее интерпретации Соколовым, свободное, но не произвольное оперирование культурными обоснованиями и параллелями, данными родственных наук, обогащающее собственно музыковедческое видение, раздвигающее и углубляющее музыкально-теоретический горизонт. Собирание и переплавка всего ценного - старого и нового, своего и чужого, музыкального и иного - без утраты принципиальных позиций характеризует научный и педагогический стиль Александра Сергеевича Соколова.
Эти позиции, как мне кажется, расположены вблизи главного центра музыкальной науки – представления о сущности и специфике музыки. Исподволь, не декларативно это представление внушается студентам на протяжении всего курса, пока в идеале не становится прочным основанием их собственной работы.
Данное представление и на рубеже тысячелетий возникает как откровение очевидного: музыка больше своей прекрасной звуковой выстроенности, дивной гармонии своих структурных элементов. Эта гармония не исчерпывает сущности музыки; она – лишь одно из ее проявлений. Музыка – построенное по своим, внятным человеку законам, воплощенное и выраженное в звуках (и в этом смысле специфическое) становление, захватывающее человека с его «естественными» реальностями, претворяющее их в художественный, взывающий к абсолютным смыслам, мир и отливающееся в осмысленные и прекрасные целостности.
Материя музыки – не чистые звуки, но интонации – то есть единства «проросших» друг в друга звуков и внезвуковых начал. Внезвуковое - не есть внемузыкальное; не есть до тех пор, пока не возобладает над звуком. В этом случае образуется либо уже не музыка, либо – не только музыка. Верно и обратное: обособившиеся от целостности интонации звуки при всей их слаженности друг с другом, закономерной их организованности – еще не музыка, не вся музыка.
Вот Александр Сергеевич анализирует на уроке сложную звуковую конструкцию Вариаций ор. 30 Антона Веберна. Казалось бы, до студентов можно успеть донести сведения только о ней, а не о музыке Вариаций в целом; но профессор не забывает, характеризуя уровень отдельных мотивов, дать им образные характеристики: «вздох», «вопрос», «выкрик», «стон» 1. И так – везде и всегда.
Может быть, поэтому Соколов не стремится менять привычное наименование дисциплины «Анализ музыкальных произведений» на «Музыкальную форму». Ограничение звуками (в то время как «образы» отданы во владение «содержанию») 2, отождествление со структурой – не пошло понятию музыкальной формы на пользу. Практически оказался «за бортом» также и такой его важнейший смысл, как «образ идеи». Александр Сергеевич, как мне представляется, хочет видеть, говоря словами А. Шнитке, «живую музыкальную форму (если иметь в виду именно форму, а не конструкцию)» 3. А что она такое – живая форма? Думается, ответ на этот вопрос еще не до конца прояснен в теории и эстетике музыки. Поэтому расставание с «Анализом музыкальных произведений», в котором традиционно уделялось внимание «зазвуковому» слою музыкальной интонации, «живой» полноте произведения, по-видимому, не совсем своевременно4.
Подтверждение этому ясно ощущается, когда в лекционном курсе выступают «гости» - ныне работающие композиторы. Они говорят именно о живой форме – воплощении своей частично обретенной, частично просчитанной творческой идеи. О том, что состоялось, что менялось, что в итоге получилось – и в структурно-звуковом и в выразительном планах целого.
Курс «Анализа», читаемый А.С. Соколовым, как и положено, завершается для студентов курсовой работой, которая на заключительном экзамене не только предъявляется, но защищается. Ассистенты, разделив между собой готовые работы, выступают в качестве рецензентов. Александр Сергеевич, как «генеральный» рецензент, читает все курсовые и по всем выступает. Радостно видеть подросшее музыковедческое поколение, которому в большинстве своем уже по силам ответить на каверзные вопросы старших коллег. Профессор доволен: еще один цикл успешно завершился. Впереди новый.
1. Развернутый анализ Вариаций ор. 30 содержится в книге А.С. Соколова «Музыкальная композиция ХХ века: диалектика творчества». М., 2007. Там же на с. 155 приводятся и упомянутые образные характеристики.
2. Исключение составляет известное учение В.П. Бобровского о драматургии // В. Бобровский. Функциональные основы музыкальной формы. М., 1978. С. 56 – 78.
3. Это выражение композитора в контексте целостного высказывания приведено в упоминаемой книге А.С. Соколова «Музыкальная композиция ХХ века. Диалектика творчества». С. 77.
4. Стоящие на иной позиции обычно ссылаются на дореволюционные консерваторские курсы, их наименования. Однако С.И. Танеев читал в Московской консерватории курс под названием «Музыкальные формы», ратуя за практическое освоение устоявшихся музыкальных форм, что, несомненно, предполагало создание не конструкций, а «живых форм», не лишенных своего выразительного компонента.
Страницы
:
1
|
